– Давай я буду задавать вопросы. Ты работаешь технологом полгода. Чем ты конкретно занимаешься?
– Ты тогда лучше мою должностную инструкцию почитай, и все вопросы отпадут. Ну, если коротко, всем деталям необходимо улучшить механические и эксплуатационные свойства, а в металлах и сплавах нужно снять внутреннее напряжение. Для этого существует термообработка, там технологий много, но суть одна: на металл воздействуют теплом и меняют его структуру и свойства.
– А зачем на участке ванны с жидкостями?
– Это другие процессы, гальванические, когда на детали наносятся разные металлические и химические покрытия. У нас есть процесс серебрения, палладирования, золочения.
– Золочения? – удивилась Юлька. – Что же ты молчала?!
– Юль, ты думаешь, у нас золотые слитки на участке или серебряные монеты? Это все иллюзии. Так говорят те, кто не представляет, как происходит золочение. У нас обычное гальваническое золочение, при котором выделяются пары очень ядовитой кислоты. А золота-то в покрытии – всего один микрон! Кстати, чистое золото очень некрасивое, грязно-желто-зеленого цвета.
– Да ну?! – удивилась Юля.
– Вот тебе и да ну. Оно красивое, когда в золото добавляют другой металл – кобальт или никель, когда сплав получается. Вот, в общем, весь курс молодого бойца я тебе прочитала.
– А Крупинкин?
– Он работает в цехе очень давно, жена его тоже раньше работала в цехе, пескоструйщицей.
– Кем-кем?
– Пескоструйщицей. На пескоструйном аппарате, это когда детали под давлением обрабатываются, очищаются воздухом, перемешанным с песком. Я ее уже не застала, но о том, что она тут работала, Федор Павлович рассказывал. Знаешь, он хороший гальваник.
– Ну, это я уже слышала. С его женой обязательно поговорить надо. А что еще ты про него можешь сказать?
Настя задумалась.
– Он часто работает в ночную смену, говорит, все равно по ночам плохо сплю. Ты знаешь, мы в прошлом месяце с ним работали во вторую смену, так совпало. Он все время просидел в каптерке, такая маленькая комнатка, где рабочие чай пьют. Работы было немного – две партии деталей покрыть, так он их в ванну опустил и опять в каптерку ушел, а по техпроцессу надо было первые десять минут наблюдать. Но я поняла, что он был не в форме, и сама у ванны постояла.
– Не в форме – это как? После пьянки?
– Вроде нет, хотя с другими рабочими это бывает, особенно после выходных. Федор Павлович словно спрятаться хотел, вот какое-то такое ощущение у меня возникло. Может, мне показалось.
– А в тот день… Давай, вспоминай по минутам.
– Так, по минутам. Утро было самое обычное. Оперативка прошла быстро. Костя Жданов задание рабочим выдал.
– Костя Жданов – это кто?
– Это мастер участка. Он за производственное задание отвечает, а я за технологии.
– Это твой начальник?
– Нет, я технолог в техбюро, у нас у каждого технолога свой участок. Мы с Костей здесь в паре работаем.
– Хорошо, кто в этот день работал на участке? Прямо по фамилиям. Про Жданова я поняла.
– Термисты Сидоров, Солонченко, Дынин и Прокушев, гальваники Крупинкин и Лазарев, пескоструйщица Налько. Наверное, и все. Я сидела за столом и видела, что Сидоров с техпроцессом пошел в архив за чертежом, там требовалось уточнить размеры детали, Солонченко был на пескоструйке, а Дынин пошел в каптерку чай пить.
– А все остальные где были?
– Не знаю, я в техпроцесс изменения вносила, это было минут двадцать, а когда голову от бумаг подняла, на участке никого не было.
