– Надо у мастера Кости Жданова спросить, я в этот день к нему на участок совсем не заходил.
– Спросим, конечно, но пока вопросы к вам, и вопросов будет много. – Молодой следователь Агаркин пристально и сурово посмотрел на начальника цеха.
Василий Егорович вздохнул: «Ой, мальчик, не на того напал с пугалками, у меня за всю жизнь столько проверяющих было! Убийств, слава богу, не случалось, но похожих молодых людей в погонах, задающих неприятные вопросы, появлялось предостаточно».
Мужчина спокоен, потому что не имеет отношения к этому происшествию. Конечно, формально он начальник цеха и отвечает за все, но что там произошло с Крупинкиным, почему его закололи пикой, он не представляет.
Вредный был мужик Федька. Есть, конечно, у него свои соображения, он давно знает Федора, и тот мог встрянуть в дурно пахнущую историю, но чтобы лишать человека жизни – это должно быть что-то запредельное. Мария-то, наверное, с ума сходит.
– То есть по существу вопроса, как неучтенные детали оказались на участке, вы пояснить ничего не можете?
– Действительно, не могу. Мастер сейчас мне объяснительную пишет, буду его премии лишать месячной за такие «проделки».
– То есть подобное в цехе впервые, когда около печи обнаружены ничейные детали?
– Впервые, и мастер участка Жданов будет наказан. У нас, понимаете ли, серьезное производство, а не балаган, и убийство в цехе тоже впервые.
– Василий Егорович, а как вы можете охарактеризовать Крупинкина?
– Только положительно. Он ветеран цеха, производственные задания выполняет качественно и в срок. Выполнял.
Молодой следователь Володя Агаркин злился и свое состояние скрывал с трудом. Он чувствовал, что начальник цеха что-то недоговаривает и явно что-то знает, знает, но не хочет делиться своим знанием со следствием.
Рабочие тоже оказались из того же «невнятного теста». Термисты и гальваники хором толковали про свою дикую производственную загруженность, про то, что по сторонам смотреть им некогда, халтуру они в работу не берут, и наказуемо это, и, самое главное, времени у них нет, оборудование загружено под завязку.
– И что, никогда левой работы не брали?
– Нет, – словно сговорившись, отвечали они, что, конечно, по мнению Агаркина, не могло быть правдой по определению.
Гальваник Вадим Лазарев, работавший в смену с убитым Федором Крупинкиным, был просто напуган и ничего, что несет в себе смысловое наполнение, сформулировать не мог.
– Да мы вроде волноводы серебрили, загрузили партию в ванны, я на обед ушел, а он остался.
– Он решил не обедать?
– Да почему? Я с обеда бы вернулся и Федора отпустил. Просто когда детали в ванной, кто-то должен находиться на участке.
– У вас не возникало предположения, что его могли убить из-за конфликта на работе, из-за каких-то рабочих проблем?
– Не возникало. Нет у нас рабочих конфликтов. Задание мастер утром дает, в самом начале смены. Загрузки у нас на двоих гальваников выше крыши, драться нам из-за того, что он возьмет в работу волноводы, а я другие детали, бессмысленно. Федор часто в ночную смену выходил. Работаем по техпроцессу, если что-то не идет, к технологу обращаемся, к мастеру. Мы люди маленькие.
– И все-таки Крупинкина убили.
– Не знаю, ничего не знаю. Нет у меня никаких предположений.
Категорична была только пескоструйщица Света Налько. Ее наманикюренные ноготки походили на капельки варенья из вишни. Женщина заметно нервничала, и ее ноготки-вишни негромко стучали по столу.
