– Вряд ли так и будет, – Валмира стянула укрывающую её лицо накидку и усмехнулась. – Скорей уж он захочет жениться на мне, чтобы получить власть над моими людьми и землями.
– Ты! Ненавижу тебя! – Наира исступлённо визжала, пытаясь добраться до Валмиры – казалось, она хочет расцарапать ей лицо или вырвать волосы. – Ненавижу тебя и твою тупоголовую дочурку!
– Здесь неподалёку есть одно удивительное место, – равнодушно, будто в глубокой задумчивости, сказала Валмира, легко удерживая руки фаворитки. – Неприметный серый камень, стёсанный по верху, словно стол или лавка. Тот, кто ляжет на этот камень, забывает о своём горе. Я видела, как стирается печаль с лица, видела, как высыхают слёзы. Но сама я так и не решилась. Забыть скорбь – значит забыть и того, по кому скорбишь.
Валмира говорила тихо, но в голосе её звучали чужие интонации, то поднимаясь ввысь, то опускаясь до рычания. Она рассказывала красивую легенду о том, как Отец-создатель потерял свою Ваурту. Как искал он покой по всему материку, как бросался в воды Тармакского моря. И о том, как попытался вернуться туда, откуда пришёл – на большую Веруну.
– Долгие месяцы летел Отец-создатель над морем, но там, где был проход, сомкнулись воды, там, где лежали земли – бушевали волны. Нигде не было видно ни конца ни края морской бездны. И облетел Отец-создатель весь мир кругом, и уставший и обессиленный упал прямо здесь на этом самом плато.
Срезанные его крылами скалы и подмятые горы с высоты видны как след первого из дракканов, – Валмира уже прижимала притихшую Наиру к себе и ласково, словно дитя, гладила её по волосам. Теперь в её голосе слышались забота, желание помочь и отчаяние.
– Здесь и нашёл Отец-создатель Камень. Стоило ему лечь на него, как пришло спокойствие, которого так жаждал мужчина. Умиротворение и радость от восхода светила, от красоты этого мира. Никто не знает, был тот Камень особенным или его сделал таким Отец-создатель, но доподлинно известно, что и сейчас любой, в чьём сердце кипят боль и горечь, может получить исцеление.
В Талвере дул ветер, порывами нагоняя облака с запада и пески с юга. Ветер кружил вокруг шпилей на главной площади, огибал причудливые купола храма Отца-создателя и башни с позолоченными крышами, мчался вдоль толстой каменной стены, окружавшей столицу, со свистом проносился между колоннами и лестничными пролётами. Арлум Фабил любил Талверу, любил проныру-ветер, что не скупился на свежий воздух и пригоршни мелкого песка. Но сегодня ничто не радовало мужчину – ни привычная суета имперского дворца, ни послушные и готовые на всё любовницы, ни привилегия стоять в первом ряду в тронном зале.
Дангор Толант был в ярости: лицо выглядело ещё суровее, чем обычно, плотно сжатые губы побелели, на лбу прорезались глубокие морщины. Его сыновья стояли по обе стороны от трона, супруга сидела с прямой спиной на низкой скамейке у ног императора, изучая кончики шёлковых туфель. В окна восьмиугольного тронного зала лился свет полуденного солнца, а со двора доносились громкие голоса стражников, следивших за приближением посланника марнийцев.
Арлум и сам с нетерпением ожидал прибытия гостей хотя бы для того, чтобы наконец увидеть вживую коренных жителей этого мира и услышать их речь. Марнийцы редко покидали воды Тармакского моря – суша отторгала их тела, как вода тела дракканов. Что могло произойти, что жители морских глубин добровольно вышли на сушу, проделали расстояние в половину континента и пожелали говорить с правящим кланом? И если бы не нависающий над императорским семейством грандиозный скандал, который непременно последует за дипломатической встречей, мужчина получил бы истинное удовольствие от этой встречи.
