– Можно и помочь, – проворчал Тешков вслух. – Только добрый конь немалых денег стоит. Ты не лыбься, не лыбся-то, почём зря, слушай, что старшие говорят!
– Непременно, дядько Степан, – посерьёзнев, кивнул Гурьев.
Тешков полагал – святая простота! – что коня им следует покупать на базаре. Вместо этого Гурьев поволок его на конный завод в Абрамовке, принадлежащий всё тому же Чудову, который «правил» половиной Харбина. Здесь у кузнеца просто глаза разбежались. Но спешить Тешков не собирался. Раз уж в Абрамовку приехали, так и возвращаться без доброго коника грех. Они долго ходили от конюшни к конюшне, сопровождаемые одним из приказчиков. Наконец, Тешков разглядел, что Гурьев, рассматривая лошадей, не торопится выбирать. Кузнец отозвал его в сторону, шепнул недовольно:
– Что тебе? Не глянется никакой, что ль? Чего рыскаешь-то?
– Да вот, дядько Степан, – Гурьев помялся. – Это ж тележные бугаи какие-то. Не глянется.
– Тю-ю-ю, – присвистнул Тешков. – На службу разве собрался-то? Что ж, строевского коня захотел?
– А хоть бы и строевского, – Гурьев упрямо наклонил голову набок.
– И зачем?
– А вы рассудите, дядько Степан. На водовозе верхом – какой всадник? Это раз. Много ли в станице породистых жеребцов на развод? Это два. С добрым конём меня и станичный атаман охотнее возьмёт. А прокормить – прокормим, Степан Акимович, и застояться не дадим. А?
Кузнец задумчиво разгладил бороду – сначала правой ладонью, потом и левой. Была в словах будущего подмастерья лукавая сметка, такая, что возрасту парня никак не годилась в пару. Ох, и не простой ты хлопец, в который раз подумал Тешков. И, кивнув согласно, развернулся к приказчику – совсем другим разговором:
– Ну? Настоящих-то коней покажешь, или так и будем до вечера тут киселя хлебать?
– Помилуйте, господа! – деланно изумился приказчик и, вытаращив глаза, обескураженно развёл руками. – Это самые…
– А будешь ерепениться, так мы сей минут разворачиваем, – ласково продолжил Тешков.
Приказчик булькнул и расплылся в улыбке:
– Ну, вот. Сразу видно настоящего клиента!
– А если сразу видно, чего голову по сю пору морочил?! – свирепо рявкнул Тешков. – Хорош болтать, веди давай!
Этого коня Тешков увидел сразу. Аж сердце подпрыгнуло. Он шагнул к загону:
– Эт-то дело!
Конь и вправду был чудо как хорош. Буланый,[3] тёмного оттенка, трёхлеток, с сухой лёгкой головой, плотным, мускулистым телом, длинной шеей и узкой глубокой грудью, высокий в холке и явно соскучившийся по настоящему всаднику. Вот бы подружиться нам ещё, с лёгким оттенком беспокойства подумал Гурьев. А когда я уеду, в хороших руках останется. Будем надеяться, что я не все уроки сэнсэя, касающиеся животных, позабыл. Ну, с Богом, как говорится. Он посмотрел на кузнеца, на закусившего губу приказчика, забывшего о маске продавца воздуха, и кивнул:
– Называйте цену, Павел Григорьевич.
– Э-э-э…
Поняв, что не ослышался, Тешков задохнулся от негодования:
– Да ты что, любезный, с глузды съехал, никак?!
– Спокойно, Степан Акимович, – улыбнулся Гурьев. – Это мы сейчас урегулируем. А позвольте, дражайший Павел Григорьевич, на воздух вас пригласить.
Тон и тембр голоса, каким было это произнесено, заставили кузнеца застыть в неподвижности, а приказчика беспрекословно последовать за Гурьевым. Да кто ж ты таков, паря, в смятении подумал Тешков. В тихом омуте?!
Через полчаса все формальности были улажены. Купленную здесь же сбрую Тешков проверил самолично, ворча и хмурясь, выговаривая Гурьеву за «барские замашки» не торговаться, как обычаем положено. Гурьев слушал его вполуха, любуясь великолепным животным. Конь, схрупав у него с руки горбушку круто посоленного ржаного хлеба, кажется, против нового знакомства ничего не имел.
