Клоков Юрий Петрович
Юрий Петрович Клоков поцеловал внучку, сидевшую в кресле перед телевизором в обнимку с куклой, прошёл на кухню и сказал дочери, мывшей посуду:
– Котик, я, пожалуй, выйду, прогуляюсь. Погода хорошая, есть горячее желание пройтись, да и Жулика пора уже выгулять.
– Папа, стоит ли? Тебе ночью «скорую» вызывали, весь день ты за сердце держался, валидол сосал. Домою посуду и Жулика выгуляю, – обернулась к нему дочь.
– Вот поэтому и нужно пройтись. Залежался я. От ничегонеделания только хуже становится. Дома душно, а мне, что-то дышится тяжело, нужно выйти на воздух, Котик, – улыбнулся Юрий Петрович дочери.
Он был бледен, улыбка получилась вымученной.
– Папа, прошу тебя, не нервничай, пожалуйста, всё будет хорошо. Всё будет хорошо, Бог не оставит Юлечку. Мы выстоим, папочка. Не забудь взять нитроглицерин, оденься теплее и долго не гуляй, – сказала дочь.
Звали дочь Катериной, но в семье с детских её лет прилепилось к ней это ласковое Котик.
– Да, да, конечно, конечно, Котик, – шаркая ногами, Юрий Петрович вышел в прихожую одеваться.
Его пёс, сеттер по кличке Жулик, будто подслушавший его разговор с дочерью уже сидел у входной двери, виляя хвостом, еле слышно, нетерпеливо повизгивая.
– Ничего-то от тебя не скроешь, очень правильно Жуликом тебя назвала моя покойная жена, Царствие Небесное моей Иринушке, – говорил собаке Юрий Петрович, одеваясь. – Тут как тут мой Жулик. Благо ему и одеваться не нужно для зимних прогулок, всегда при шубе. Иногда, друг мой, я думаю, что ты понимаешь язык людей. Ну, я оделся, пошли дышать, дружище.
Жулику было десять лет и до выхода на пенсию Юрий Петрович, страстный рыболов и охотник, всегда брал умного пса на охоту и рыбалку, но после того, как два года назад у Юрия Петровича случился инфаркт, врачи запретили ему физические нагрузки и он был вынужден оставить свои пристрастия, зиму теперь он проводил дома, а лето на даче.
Когда они вышли из подъезда, Жулик не стал справлять нужду, хотя и очень хотелось. Дождавшись, когда хозяин отцепит поводок с ошейника, он пулей рванул в проезд между гаражами, и присел в том самом месте, где позапрошлой ночью таился Максим с компанией. Он тщательно обнюхивал лежалый снег, и нервно забегал кругами по проезду, виляя хвостом.
Юрий Петрович побрёл за ним.
– Что за нервозность, Жулик? – спросил он, останавливаясь. – Дичь чуешь? Здесь могут быть только кошки, вороны и крысы, которых ты высоколобо презираешь, так что успокойся.
У Юрия Петровича по смерти жены вошло в привычку говорить с Жуликом. Пёс посмотрел на хозяина умными глазами, рванул к месту, которое он только что пометил, и тщательно обследовал пространство между гаражами. Недоуменно покачав головой, Юрий Петрович повернулся к собаке спиной и пошёл назад. Жулик, приостанавливаясь и оглядываясь, рванул за хозяином.
Маршрут их прогулок всегда был одинаков. Они шли к детскому саду, огибали его, выходили на дорожку между домами, которая вела к пустырю, засаженному старыми тополями.
Юрий Петрович брёл погружённый в свои невесёлые и тревожные мысли, давление у него прыгало, сердце покалывало. Мысли эти были о внучке Юлии, которой требовалась операция на сердце. Два последних года они с дочерью жили тревожно: на операцию нужны были деньги, а их не было и не предвиделось, пенсия Юрия Петровича и зарплата дочери уходила на дорогостоящие лекарства для девочки. Осенью этого года, по окончанию дачного сезона, он продал за смешные деньги свою старенькую дачу, а они быстро разбежались на врачей и дорогостоящие препараты.
