Настя похолодела. А бабка злорадно закончила:
– Только Челышев наш тоже не дурак. Ни единой бумаги после себя не оставил. Так студенты ни с чем из архива и ушли. Даже историй болезни – и то не осталось.
«Потому что он сжег их! Мне бабушка, Татьяна Дмитриевна, еще три года назад рассказывала!.. – чуть не брякнула Настя. Но догадалась промолчать. А в голову уже ворвалась новая мысль: – Не прознал бы этот кооператор-капиталист, что тетрадь с рецептами у меня!»
– А как его звать, этого буржуя? – спросила она как можно равнодушней.
– Кувелиди… Кирмелиди… Не помню точно. Грек он. У нас в городе греков много.
– И откуда же он узнал про эликсир?
– Провинция, милочка! – назидательно произнесла старуха. – У нас тут все знают всё и обо всех.
«И про то, что столичная штучка приехала писать биографию Челышева, тоже, видно, скоро узнают, – поняла Настя. – Если даже бабка и промолчит – так ее дочь по всему городу языком разметет. Осторожней надо быть, осторожней…»
И она вкрадчиво спросила:
– А вы не знаете… вот у Николая Арсеньевича еще друзья были… Андрей Форафонов, например.
– Умер. Два года назад, – пожала плечами старуха.
– Шадуров Михаил…
– К сыну в Канаду уехал. С полгода как. Обещал писать, только пока не пишет. Зачем мы ему – в Канаде-то…
«Вот так так! Весь лимит друзей исчерпан».
– Ну а коллеги? С кем он вместе работал – еще тогда, до лагерей? Сразу после войны?
– В сорок седьмом году? – прищурилась на нее старуха. – Сорок три года назад?!
Кажется, бабка стала подозревать: никакую биографию Николая Арсеньевича Челышева Настя писать не собирается. Что затея у нее – другая…
И бабка просоветовала:
– Так если тебе этот рецепт нужен – ты лучше в его домашних тетрадках посмотри. Николай его, рецепт-то, наверно, внуку оставил. Сене. Очень он Сеньку любил… Помню, говорил мне, что будущее поколение будет умнее нас. И мы обязательно должны оставить нашим детям и внукам достойное наследство.
– Да не нужен мне рецепт! – горячо воскликнула Настя. Только бы бабка не догадалась, что заветная тетрадка – в шаге от нее, лежит в Настиной сумочке. – Мне коллеги Челышева нужны! Я же говорю вам, что мы его биографию хотим напечатать!
Кажется, получилось убедительно. Бабка воодушевленно сказала:
– Ну, давай тогда расскажу, как мы с ним, с Николаем Арсеньичем Челышевым, детишек лечили…
– Конечно. С удовольствием. – Настя с трудом скрыла разочарование в голосе. Снова раскрыла блокнот.
– К нам в поликлинику Николай Арсеньевич пришел в пятьдесят пятом году. Кирка его пристроил…
Кирка?! Пристроил? Это что, мужчина?
– А кто такая… Кто такой этот Кирка?
– Да завгорздравом наш бывший. Николая Арсеньича приятель. Молодец он!.. Тогда-то от Челышева все шарахались – враг народа. А Кирка – он не такой. Всегда и руку пожмет – не боится, что на улице лишних глаз много, и в гости к ним приходил…
– Вы говорите: был? – выдохнула Настя.
– Да он и сейчас живой, – отмахнулась бабка. – Только не тот уже, не тот…
– А что же с ним сталось? – чуть не вскричала Настя. Кажется, она опять сбилась с тона. И снова не похожа на человека, который всего лишь собирает материалы для биографии.
– Да не все дома у него, – хмыкнула бабка. – Маразм. В нашем возрасте это случается.
Настя не знала симптомов маразма и потому робко спросила:
– Он что, буйный?
– Да нет, не буйный. Просто… странный, – пригвоздила неведомого Кира бабка.
– А в чем странность-то? – не отставала Настя.
