Хотя экономический анализ права, во многом основывающийся на идеях Р. Коуза о транзакционных издержках, стал весьма популярным среди как экономистов, так и юристов, однако подлинная ценность открытий Р. Коуза состоит не только и не столько в определении влияния экономики на право, сколько наоборот, в выявлении влияния права на экономику. Знаменитая цитата Т. Бетелла «Маркс поместил телегу экономической науки перед лошадью правоведения. Для некоторых правоведов это, на первый взгляд, выглядело так, будто дисциплина, именуемая теорией экономики и права, пытается найти новые обоснования для того, чтобы сделать то же самое. … Но в конечном счете самым важным результатом этой теории было то, что она привлекла внимание к фундаментальному обстоятельству: когда вещи находятся в собственности, их можно эффективно использовать, а когда они ничьи, то их используют расточительно, а издержки на передачу их тем, кто их ценит выше, оказываются чрезмерно высоки. Коуз под конец вернул лошадь на надлежащее место»[91]. При этом Т. Бетелл имеет в виду нобелевскую речь Р. Коуза, позже изданную как статью Чикагским университетом. По утверждению Р. Коуза, «то, что продается на рынке – это не физические блага (как это часто предполагается экономистами), но права совершать определенные действия, а права, которыми лица владеют, определяются правовой системой … правовая система обладает глубоким воздействием на экономическую систему и с определенной точки зрения можно сказать, что управляет ею»[92]. Таким образом, даже в основе экономического права не лежит теория о примате экономики над правом.
Весьма справедливо замечание Г. А. Гаджиева в отношении роли оценки экономической эффективности при принятии судьями решений о том, что «юристам становится очевидно, что в понятии «эффективность» как обязательной для судьи норме кроется слишком много рисков, связанных с избыточным релятивизмом, вступающим в конфликт с требованием правовой определенности и предсказуемости судебных решений»[93]. Подобное объясняется, как представляется, тем, что государство – это не экономическое, а политико-правовое образование. Нормы права принимаются в рамках правовой системы, а не в рамках экономической, и поэтому экономическая эффективность не может служить главным критерием их оценки.
Таким образом, государство объективно различными способами и методами участвует в экономике, реализуя свои конституционно установленные цели. Для такого участия используется ряд юридических и экономических институтов, среди которых центральным является государственная собственность.
В соответствии с ч. 2 ст. 8 Конституции РФ в Российской Федерации признаются и защищаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности.
Проблема юридической оценки понятия формы собственности не нова для российской правовой науки. Ю. С. Гамбаров писал, что «борьба с коллективной собственностью во имя частной привела … к чрезмерному распространению и столь же преувеличенной оценке преимуществ частной собственности». При этом ученый относил к коллективной форме собственности как государственную, так и акционерную[94], что конечно не соответствует современному делению, но, тем не менее, его утверждение предостерегает от абсолютизации идеи частной собственности, а высказанные аргументы в пользу преимуществ государственной формы собственности (эффективность государства как собственника и преимущества собственника, нацеленного не на извлечение прибыли из имущества, а на развитие экономики в целом
