Предсказание на меди - страница 19
Наскоро позавтракав и уговорившись с братом к полудню пойти к отцу на кладбище, Петр отправился на гауптвахту. Теперь, после ночных размышлений, ему казалось, что нет ничего важнее, чем еще раз поговорить с Егором, начать предстоящее расследование. Гауптвахта с тюрьмой находились на противоположном от казенных офицерских квартир конце города. Шагая в утренней темноте по широким, хорошо вычищенным барнаульским улицам, он мысленно составлял план допроса.
Караульный офицер, хоть и был с ним не знаком, после того, как Петр Козьмич представился, легко допустил его в камеру к преступнику. Обычно заключенных приводили в допросную, что в тюремной части здания, но Егора поместили на гауптвахте, где кроме него никто сейчас не сидел. Фролов настоял, что допросная комната и охрана ему не нужны, поэтому молодой офицер сразу проводил его в камеру, у дверей которой на всякий случай выставил караульного и, посоветовав, в случае чего кричать громче, отворил низкую массивную дверь. Егор лежал в углу на соломе, укрывшись овчинным полушубком. Он не спал, но и посетителя явно не ожидал. Из-под полуприкрытых век он наблюдал за вошедшим. Фролов поднял лампу повыше, чтобы его можно было разглядеть, а заодно и самому камеру рассмотреть. Узнав Петра Козьмича, узник слегка улыбнулся, повернул голову. Улыбка у него вышла уж очень невеселая. Казалось, это не улыбка, а гримаса боли исказила его лицо. Только глаза, большие, темные, почти черные цыганские глаза, хранили золотистые искорки былого задора.
– Будь здоров, господин берг-мейстер[9], – глухо произнес он, неловко пытаясь сесть на неустойчивой соломе, – неужто хорошие новости принес?
– Да нет Егор, пока нет. Пока вот еды тебе принес, – он повесил лампу на крюк в потолке, а затем протянул Егору сверток со снедью, собранной утром Гаврюхиным денщиком, – разносолами тебя здесь, я думаю, не особо балуют, так что подкрепись. Что же касается хороших вестей, то до них еще далеко, обвинения на тебе серьезные, а доказательства – весомые. Хоть я в твою вину и не верю, одного моего слова чтобы тебя освободить – мало. Придется вести расследование и настоящих фальшивомонетчиков поймать, тогда только, бог даст, тебя выпустят. А пока… – Петр еще раз оглянулся вокруг себя в поисках места, где можно присесть. Такого места в камере не было. Это была совершенно пустая бревенчатая клеть с земляным полом, в углу которой лежала куча соломы. Фролов сделал шаг поближе к Егору и опустился рядом на солому, удобно опершись спиной о стену. Егор по-прежнему смотрел на него в нерешительности, держа в руках сверток с едой.
– Ты ешь, ешь, а потом поговорим, – сказал Петр, тронув Егора за локоть. Тот, как будто очнувшись, развернул тряпицу и, увидев хлеб с салом, схватил краюху, жадно откусил от нее большой кусок, и тут же засунул сверху другой рукой изрядный ломоть сала. Набив таким образом полный рот, он стал жадно жевать. Прожевав все это едва наполовину, он мощно сглотнул, вновь откусил огромный кусок от краюхи хлеба, ухватил другой рукой кусок сала, но не донес его до рта, глянул исподлобья на Фролова и положил сало на место. Быстро прожевал хлеб, проглотил его и виноватым тоном произнес:
– Ты уж извини, господин берг-мейстер, уж очень я оголодал в дороге, да и здесь меня, видно, еще на довольствие не поставили, хорошо хоть воды дали, – он кивнул на небольшую крынку, стоящую у стены неподалеку.