Предсказание на меди - страница 22
– Сколько тебе лет, Егор? – внезапно даже для себя самого спросил Петр.
– Двадцать восемь, – ответил он, сразу став серьезным и вновь опускаясь на солому, – а что?
– Да, ничего, это я так… – Петр слегка потупился. – Ты казался мне старше… Значит, видел он, как ты кошель опустошил? – переспросил он, чтобы вернуться к расследованию и скрыть смущение.
– Точно видел, я сейчас вот вспомнил, – торопливо сказал Егор, улыбаясь почти счастливо.
– А как мне его найти? Ты его имя не вспомнил? – вернул его к серьезному тону Фролов.
– Не, не помню… – протянул Егор задумчиво, – да я и не знал… Он не говорил, но он Ильиных братьев свояка, Мишки, брат двоюродный или другой какой родич. Они все его хорошо знают, в одной ведь артели рыбалят, – он опять довольно улыбнулся. – А сами они, все четверо, сразу после Пасхи должны опять в Сузун-завод на отработку приехать. Он сразу подтвердит, его найти легко будет… – лицо Егора вновь засияло.
– А ты пока тут посидишь, – саркастически заметил Фролов. Он теперь уже совершенно не сомневался в невиновности этого мужика и был рад этому, но было немного досадно, что выпустить его прямо сейчас ему никто не разрешит. Он, конечно, мог попробовать уговорить главного управляющего, но сам понимал, что, выпустив Егора сейчас, они дадут понять преступникам, что их замысел раскрыт. Тогда они будут осторожнее и придумают еще какую-нибудь пакость.
Узника слова Фролова не обеспокоили. Он безмятежно улыбался:
– Посижу, что ж поделать, это ж не навсегда. Рано или поздно меня выпустят. Ты ведь в мою невиновность веришь и доказать сможешь, а бог даст, так и преступников настоящих найдешь.
Петр Козьмич не был так уверен в последнем, но вида не подал. Он тепло улыбнулся и вновь вернулся к делу:
– Давай дальше подумаем. Если вечером в кабаке только вы были, да кабатчик с женой, а утром только жена кабатчика, значит, кроме них, никто тебе деньги подложить не мог?
– Выходит, что так, – вновь задумался Егор, – только мужики-то не могли. Они же не местные, они всю зиму, почитай, рыбу у себя в Ордынском ловили. Они до монетного дела отношения не имеют вроде… – теперь он опять нахмурился. – Значит, кабатчик, продажная душа? – взглянул он на офицера.
– Я тоже так думаю, – быстро ответит тот, – только все может оказаться не так просто. Ты, кстати, сам-то, о нем что думаешь? Он действительно продажная душа или все же человек порядочный? – спросил Фролов, заранее зная ответ.
– Я ведь, если честно, не знаю его совсем. Я в кабаке-то был, может, пару раз. Знаю только, что он в этом месте уже давно… – он задумчиво почесал затылок. – Мужики говорили, он человек не злой, но хитрый и вороватый, хоть за руку его никто не ловил, но слух такой ходит вроде… Я, если по правде говорить, последнее пропил, потому что боялся, что деньги ночью вместе с кошелем украдут, – признался он, – но вишь, как вышло, наоборот.
– Ладно, с этим понятно, – прервал его Петр Козьмич, – с кабатчика мы отдельно спросим. Ты мне другое расскажи. А как ты в кабаке оказался? Что за радость у тебя была, что ты последнее пропивал? По порядку мне расскажи, все с самого начала. Тут важно понять, почему тебе эти монеты положили. Если ты случайным человеком оказался, а монеты положили, чтобы на тебя подозрение навести, это одно, а если тебя специально под тюрьму подводили, то это из мести, или обиды, или, может, знаешь ты что-то лишнее или видел, вот тебя и устраняют. Нужно бы нам этот клубочек размотать, тогда и дело раскроем, – пояснил свои вопросы офицер. – Только, вот, – продолжил он задумчиво, – я в первую версию не особенно верю. Сам посуди, – рассуждал он вслух, – делали они монеты фальшивые, никто их за руку не поймал, под подозрением не ходят, а тут сами взяли и показали, что фальшивые монеты отменного качества кто-то делает. Это ж, наоборот, все теперь начеку должны быть. А может, знают они о тайном расследовании, тогда другое дело, – он задумчиво замолчал.