Что в результате она представляла собой? Грубо говоря, куб, стоящий на четырех бревнах, каркасный, безо всяких стен, но зато с небольшим козырьком наверху, «чтобы тому, кто залезет на „верхотуру“, солнце не слепило глаза, и он не свалился бы вниз», – так пошутил Мишка.
Однако на этом мытарства не кончились – мой брательник решил, что ее надо обязательно покрасить, и притом непременно в рыжий цвет – как раз под цвет нашего автомобиля.
– Можно будет устроить в ней штаб. Что скажешь?
– Отлично! Штаб! – подхватил я в восторге.
– Сядем на балки, здесь всем места хватит… а вообще говоря, это строительство меня кое-чему научило.
– Ты о чем?
– Ну как же? Разве ты не видишь мои сбитые ногти? Если я захочу теперь снова разыграть свою смерть, я достану из-под них кровь и измажу ею себе рубашку. Вот так-то! Хе-хе… Кто-то скажет, что это не слишком эффективно, но все же не так банально, как если бы я взялся использовать для этого дела остатки рыжей краски…
Будучи уже на крыльце, мы с Мишкой, как часто у нас бывало перед каким-либо предстоящим мероприятием, завязали спор – я предлагал ему отправиться к «верхотуре» на велосипедах, а он наотрез отказывался.
– Ты что, не помнишь, что вчера произошло?
– Ты о…
– Да, именно. Я о «Море волнуется раз», когда я изображал фигуру незадачливого механика. Мой велик проехался мне колесом по ноге, а значит, стоит только мне сесть на него, мы сразу с ним поссоримся, и он скинет меня вниз.
– Ну ты же не можешь знать этого точно, а? – я повернул козырек кепки на затылок (чтобы никому из моих неприятелей не захотелось «выключить свет»), – а затем расстегнул рубашку, уже в который раз, машинально, – Стив Слейт из «Midnight heat», которому я старался подражать, всегда ходил с расстегнутой; посмотрел вниз: наличие брюк окончательно убедило меня в том, что я чрезвычайно похож на него. Ведь когда Стив расследует очередное преступление (а не валяется на пляже в праздном созерцании моря), – он всегда надевает брюки. (Конечно, никакого подобного акцента в фильме «Midnight heat» не было сделано и в помине – это было мое собственное и неверное тогдашнее наблюдение). Надеюсь, матери нет поблизости? Она, конечно, тотчас заставила бы меня надеть шорты – для загара; загар был еще одной точкой ее нажима – на сей раз, на меня индивидуально.
– Вот в том-то все и дело: я точно это знаю.
– Откуда ты можешь знать?
– Знаю и все!
Мишка иногда спорил очень нервно, делая резкие кивки своей кудрявой шевелюрой, и если речь шла о мелочах, эти кивки иногда становились еще быстрее, еще жестче; на сей же раз, изо рта его даже брызнула слюна. (Впрочем, такие эмоциональные всплески случались у него только при общении с родственниками).
– Сегодня вечером я помирюсь с ним – вот тогда и наездимся, и даже к «верхотуре» поедем в следующий раз на великах. А пока – нет уж, не обессудь.
В другой бы раз спор на этом и кончился, но сегодня был особенный случай. Я еще некоторое время не отступал.
– Послушай, Миш, Лукаев… вдруг мы выйдем на пролет, и он возьмется ловить нас. Ты же знаешь, у него… фиу… – я покрутил указательным пальцем у виска, – на великах мы запросто угоним.
– Да не волнуйся… – на секунду-другую Мишка все же запнулся, – ничего он не сделает нам – будь спок. Щас, смотри-ка он пойдет за нами гоняться!
– Мишка!
– Ну что?
– А если все ж таки пойдет?
– Тогда будем вести себя невозмутимо – мы ничего не знаем. По дому его кинули? Пусть попробует, докажет.
