– Абсолютно так, – поддакнул я.
– Ты врешь, – сказал Серж, бросив на меня острый взгляд глазами-ромбиками.
– Нет-нет, он не врет… – мигом вступился Мишка, не дав мне и слова вставить, – не врет, это совершенно точно. Но меня более всего заинтересовали как раз эти рисунки на стенах комнаты. Ты ничего не слышал о письменах савибов, выходит?
– Нет, – у Сержа в этот момент был совершенно недоуменный вид.
– Я уверен был, что Максу явилась во сне та самая странная письменность савибов. Они разговаривали и писали одними согласными, и их письмена так до сих пор и не смогли расшифровать. Есть даже версия, что письмена не имеют смысла, а только лишь эмоциональную окраску и состояние (вроде как, например, электрокардиограмма описывает состояние сердца). Ну а савибы, как ты Максу верно рассказал, были людьми алчными, злыми и хитрыми. (Такими только и могут быть люди, которые разговаривают одними согласными, разве нет?) Так что все это по логике вещей и выражает их письменность. Я пролистал мартовский номер журнала «К-па»: там были образцы; и теперь, когда я вижу где-нибудь рисунок, похожий, хотя бы даже и по отдельным элементам на письменность древних савибов, значит, он носит печать злобы и лукавства.
– От савибов пришедших?
– Ну да. Это проклятие, в своем роде… Похоже, что колеса моего «Орленка» носят такую печать – как и эта покрышка – да, да, раз велосипед только и норовит, что поссориться со мной.
– Надо поменять, значит, колеса, – заметил вдруг Пашка Широков; он вставил слово, когда я меньше всего ожидал этого; мне сделалось не по себе.
– Ну… можно бы, но все же необязательно, – уклончиво ответил Мишка.
– Почему? – осведомился вдруг Серж, с каким-то, по всей видимости, тайным подозрением.
– А помнишь, я тебе еще раньше упомянул про волны на покрышке – а потом вдруг раз, и в острие переходят? Так вот волны – это не письменность савибов, а острия – только они самые и есть… Верно, Макс? Такие острия ты видел во сне на стенах?
К этому моменту я тоже уже залез на «верхотуру», дабы получше рассмотреть рисунок на покрышке.
– Да.
Я совершенно не был уверен в своем ответе, но раскрыть свою неуверенность в сложившейся ситуации означало целиком и полностью разочаровать Мишку.
Он продолжал объяснять Сержу свою новоиспеченную «теорию».
– Выходит, это как бы циклы злобы – я сегодня помирюсь с велосипедом и потом довольно долго смогу кататься на нем безо всяких опасений, до следующего цикла-острия. Ты понял?
Тут на Мишку, конечно, посыпалось огромное количество вопросов, которые я опускаю. Скажу только, что с этой темы мы не сходили еще минут десять, а потом я, наконец, передал Мишке одну из двух балок, которые он собирался прибить.
– Что это? Я думал, вы закончили строительство! – удивился Пашка.
– Нет, Мишка хочет… – начал было я, но Пашка тотчас же резко положил мне руку на плечо:
– Да заткнись ты, я не с тобой разговариваю…
– Еще две балки – я так решил, – сказал Мишка, – накрест прибьем и номер повесим. Загляденье будет!
Сержевы глаза-ромбики загорелись.
– Дай нам с Пашкой прибить. Ну пожалуйста!.. Ты ни разу никого не подпустил к своей «верхотуре», хотя что мы только тебе ни предлагали за свое участие, но теперь-то можно, а? Всего две балки осталось. Я одну и Пашка одну, а?
Мишка молчал. Серж, вероятно, восприняв это, как добрый знак, начал сулить Мишке «по тридцать вкладышей с носа».
