Рыжий утек в шатер, я же сделала ручкой стражникам. Те осклабились в ответ, откровенно пялясь на мои ноги. О времена, о нравы!
– Проходи! – выбежал счастливый рыжий, подбрасывая на руке увесистый кошель.
Похоже за миссию “Проводник на триста метров” мужчина получил хорошую награду. Вот проныра!
Я прошла в шатер, подозревая, что оказалась не иначе как в берлоге у какого-то шамана. Хотя, подобное жилище идеально подходило под уже сложившийся у меня образ мужчины. Везде какие-то ковры, колокольчики мелкие, перья, амулеты… Даже какой-то струнный инструмент был, чем-то напомнивший мне корейский каягым.
Тафлинг обнаружился за узким и длинным столиком на коротеньких ножках, вроде такого, что был у меня в шатре. Только этот был больше и накрыт всевозможными вкусностями, от которых сразу же заурчало в животе. С утра ничего не ела!
– Присаживайся. Раздели со мной трапезу, – глубокий голос пробрал до мурашек.
Взгляд странных, чуть фосфоресцирующих глаз сфокусировался на мне, ловя каждое мое движение.
– Спасибо. Думаю, нам нужно серьезно поговорить, – кивнула я и села с другого края столика, по-турецки скрещивая ноги на подушке.
На краткое мгновение между нами возникло неловкое молчание. Я не знала, что сказать еще, Тафлинг тоже не спешил начинать разговор, продолжая изучать меня.
– Ты совсем не похожа на своего отца, – наконец, сказал он, чуть откидываясь назад и опираясь на руку.
Рукав его мантии чуть задрался, и я смогла разглядеть на загорелой коже какую-то странную татуировку в форме разорванной половины сердца.
Мужчина проследил за моим взглядом и чуть улыбнулся.
– Интересно?
– Вообще нет, – соврала я, приподнимая бровь.
Он усмехнулся.
– Колючка, значит… На контакт не идешь… Что ж. Давай перейдем тогда сразу к делу. Как ты уже поняла, ты, в некотором роде, сейчас моя гостья…
– Пленница.
– Отнюдь не пленница. Поверь, мои пленники находятся куда в более худших условиях. Могу даже устроить экскурсию, если мне не веришь.
– Спасибо, на экскурсию в пыточную камеру я и в своем мире схожу. Билеты не слишком дорого стоят.
– Тяжело жилось без отца? – перевел разговор Тафлинг.
Гад задел за живое и все же я попыталась не выдать себя. Не выдать того, насколько тяжело нам с мамой было! Всю жизнь я слышала одну и ту же песню, что мой отец был путешественником-полярником, пропал на секретном задании. Ха! Когда я подросла, мама просто и ясно сказала, что у него сейчас, скорее всего, другая жизнь. Да и я уже все понимала, что никакой папа не полярник…
Тяжело ли нам жилось? У мамы не было образования. Никакого. Она рассказывала, что очень рано встретила папу, что родилась я. Вначале он нас содержал, и мы ни в чем не нуждались… Я этого не помнила. В моих воспоминаниях лишь то, как мы голодали, как мама с утра до ночи трудилась уборщицей в школе, как добрые соседи подкармливали нас, принося еду.
В школе меня травили. Наверное, оттуда пошла вся моя колючесть и привычка щетиниться словно еж. Я научилась держать удар, отбиваться от тех, кому не нравилась нищенка из неблагополучной семьи.
Черная полоса не была вечной. В колледже, где я училась на ландшафтного дизайнера, у меня появились друзья. Они же потом помогли с работой… Я совмещала вместе с ней учебу и начала приносить первые деньги. Помню, на первую зарплату, купила маме невероятно красивое платье, о котором она всегда мечтала, на новый год.
