– Этого не знаю. Но думаю, что едва Вильгельм Штрасс в восемьдесят шестом году получил сообщение из «Астры», об этом узнали кураторы других объектов. Посчитали, что в непосредственную близость с объектом вошла иностранная диверсионная группа. Решили не рисковать, а просто потравить всех газом, – его голос становился все тише. – И своих, и предполагаемых противников.
– Зачем так радикально?
– Значит, была причина, – силы подполковника таяли на глазах.
– Но если персонал потравили, тогда откуда эти дикари?
– Я думаю, если проникнуть туда, ты и сам быстро найдёшь ответ, – ещё тише ответил советский офицер.
– Мне незачем туда идти, – решительно заявил я, с некоторым трудом поднялся на ноги, а затем принялся демонстративно осматривать участок туннеля.
– Мой пистолет разряжен, но я дорого продал свою жизнь… – он хотел сказать что-то ещё, но не успел.
Олег Анатольевич обмяк, устало закрыл глаза, тихо выдохнул. Подбородок упал на грудь.
– Эй, подполковник? Черт! – я посмотрел на него с подозрением. – Шевченко! Отставить умирать.
Но Олег Анатольевич не ответил. Он уже даже не дышал.
– Мля! – произнёс я, осознав, что теперь я снова остался один. Вопросов меньше не стало, зато выяснились новые подробности, от которых мне не легче.
Тем не менее, вновь склонившись над подполковником, я сунул ему в руку разряженный пистолет. Не знаю, зачем я это сделал, но думаю, что он был бы рад умереть с оружием в руке. Это считалось честью во все времена, особенно, если ты был настоящим воином. А подполковник им был, с этим точно никто не поспорит.
– Покойся с миром! – тихо произнёс я.
Даже сидящий неподалеку Вася как-то жалобно заскулил. Видимо, даже его, когда-то детские мозги сейчас сообразили – умер человек, причем сильный во всех смыслах. А мутант явно ценил силу…
Отойдя от тела подполковника, я подошёл к лежащему фонарю, быстро осмотрел его и выключил. Моего факела должно было хватить ещё минут на двадцать, после чего фонарь вполне мог бы пригодиться. Конечно, батарея была ни к черту, но хоть что-то.
На душе было вдвойне паршиво. За последние несколько дней количество трупов, что попалось мне на глаза, значительно превысило количество тех, что я успел повидать за всю свою жизнь. Все те, кто погибли здесь, были так или иначе связаны между собой. Кто-то пришел сюда раньше, кто-то позже. А кто-то и вовсе так и не смог выйти отсюда ещё с советских времен. Осознавать все это было очень тяжело. Это чувство буквально отравляло меня изнутри, сильно нервируя и не давая покоя.
Вновь и вновь я возвращался к мысли о том, что именно мое вмешательство во внутренние дела всего этого комплекса и привели к тому, что происходило в данный момент. Меня и моих друзей. Проклятый профессор со своим чертовым дневником… Если бы не попался он нам тогда в фойе университета, всего этого не случилось бы. Но могли быть другие. Все могло пойти иным путем. Быть хуже, а может, и лучше. Может быть, никто не погиб бы.
– К черту все это! – вслух произнес я, отмахиваясь от тяжелых, гнетущих мыслей.
Любой из лежащих здесь бетонных блоков был не столь тяжелым, как эти проклятые мысли в голове. В переносном смысле, разумеется.
Бросив последний взгляд на подполковника, я поджал губы, отвернулся и двинулся к перевернутой дрезине. Где-то под ней или рядом с ней должны были остаться наши вещи. Оружие, рюкзаки. Но, вопреки ожиданиям, я ничего не обнаружил.
