Оливия выглядит ошеломленной. Она несколько раз моргает, глядя на меня, затем заходит в палату и подходит ближе.
– Кертис, – тихо произносит она.
Я хмурюсь в замешательстве.
– Что?
– Мой сын, – поясняет она, протягивая руку, чтобы смахнуть слезинку, скатившуюся из глаз. – Я вижу в тебе так много от моего сына. Это… это правда ты.
Кертис. Мой отец.
Даже не знаю, как относиться к тому, что я наконец-то узнала имя своего отца после стольких лет. Или к тому, что эта женщина реально здесь. Я чувствую себя неловко, не знаю, что сказать или как себя вести. Когда я была ребенком, я представляла, как брошусь в объятия давно потерянного члена семьи и почувствую себя в безопасности и счастливой, но, очевидно, сейчас я этого сделать не могу.
Я просто… Мне так непривычно видеть ее здесь. Смотреть в мягкие карие глаза женщины, вырастившей моего отца. Знавшей мою семью. Она и есть моя семья.
Полицейский, который привел ее, выходит, закрывая за собой дверь, а Оливия садится рядом с моей кроватью и нежно берет меня за руку. Ее ладонь теплая и сухая, кожа немного морщинистая от возраста. На пальцах у нее пара колец, и они приятные на ощупь.
– Эм… – Я колеблюсь, заикаясь, потому что знаю, что теперь моя очередь говорить. – Я Уиллоу.
Оливия улыбается, в уголках ее блестящих от слез глаз появляются морщинки.
– Передать не могу, как я рада познакомиться с тобой, Уиллоу. Твоя мама назвала тебя Розалин, но, конечно, я буду называть тебя тем именем, к которому ты привыкла.
Ну вот, еще одна шокирующая новость. У меня было другое имя. Трудно представить себя кем-то другим, кроме Уиллоу Хейз, но вполне логично, что раньше я была кем-то другим.
– Можете… можете рассказать мне, что со мной случилось? – спрашиваю я ее. – Я не знаю правды. Только предполагала, что мои родители погибли при пожаре, но…
Я замолкаю, и Оливия кивает.
– Конечно. Ты пропала, когда была еще малышкой. Твоя мать погибла при пожаре, и во всем этом хаосе потерялась и ты. Мы не были уверены, было ли это похищение, несчастный случай или что-то еще. Твой отец умер примерно через год после этого. – Она с тихим вздохом опускает взгляд на колени. – Думаю, из-за разбитого сердца. Он слишком много потерял.
Сердце сжимается, грудь переполняют эмоции. Я совсем не помню своего отца, но думать о том, что он остался один, потеряв всю семью, так грустно. Он хотел отыскать меня, но не вышло, и это, должно быть, причинило ему еще больше страданий.
– Его отец – мой муж – умер несколько лет назад, – продолжает Оливия. – Я бы хотела, чтобы он дожил до этого момента и узнал бы, что ты жива.
Я хочу еще о многом спросить. Хочу знать все о своих родителях. Все о жизни, которая была у нас до пожара, и о том, что случилось после. Но я даже не знаю, с чего начать, или как задавать эти вопросы, или даже уместно ли их задавать.
Прежде чем я успеваю что‐либо сообразить, входит медсестра и одаривает меня деловой улыбкой.
– Вы можете быть свободны, мисс Хейз, – говорит она. – С вами все в порядке. В ближайшие несколько дней не перетруждайте себя, и если возникнут какие-либо осложнения, пожалуйста, без колебаний звоните или приходите в отделение неотложной помощи. Вам через многое пришлось пройти.
Я киваю и благодарю ее, ожидая, пока она уйдет, а после начинаю медленно выбираться из постели. Мою старую, изорванную в клочья одежду забрали, оставив меня в простых спортивных штанах и футболке с логотипом больницы.
