Прекрасный - страница 2

… Да блин! Поверх текста фанфика всплыло сообщение из родительского чата 11«Б». «Я не на что не намекаю», – писала эта курица Возницына, отвечавшая в родительском комитете за строго запрещенные школьной администрацией поборы, – «но на выпускной альбом сдали все, кроме…». Верочка сердито смахнула сообщение – она сдала всю сумму за выпускной Макса еще в октябре, и почему бы Возницыной не пойти в личку к должникам со своими дурацкими намеками, вместо того, чтобы отвлекать порядочных людей от творчества! Итак, «трепетно вздымалась, поражая воображение»…

– А вы в каком садике? – розовая «Баленсиага» сочувственно посмотрела на Верочкину сумку, просторный и чертовски удобный ноунейм из ближайшего торгового центра. – В муниципальном, наверное?

– Мы в «Радости», – из последних сил пытаясь держать себя в руках, ответила Верочка, и, увидев недоумение на личике собеседницы, пояснила, – которая бывшая «Радуга».

«Баленсиага» испуганно отшатнулась – очевидно, она не предполагала, что в ее славном мире розовых пони водятся люди, способные отдать ребенка во что-то, что раньше называлось «Радугой». Блин, надо было сразу сказать, что мы из «Радуги», подумала Верочка. Значит, «…поражая воображение. Эдвард нерешительно обнял ее тонкий стан и привлек к себе еще ближе, издав еле слышный стон, исполненный жаркого влечения и огненной страсти. Бланш…» да чтоб тебя! Телефон в руках взорвался звонком, и Верочка, вздрогнув, едва его не уронила.

– Да?

– Щистящий порошок саконщился, – холодно сообщила Зуля. – Ванну щистить нещем.

– Как закончился? Я вроде покупала, – Верочка растерянно посмотрела на розовую «Баленсиагу», словно та могла знать, куда подевалась почти полная банка олдскульной вонючей дряни, которую ретроградка-Зуля предпочитала новомодным спреям и гелям.

– Не снаю, – отрезала Зуля. – Нету нищево. Сафсем пустой.

– Ну хорошо, то есть, я хотела сказать, плохо, то есть возьмите, пожалуйста, другое средство, корейское, в хозяйственном шкафу. Такая белая бутылка с оранжевым распылителем.

– Корейская, – зловеще протянула Зуля. – Сащем покупать корейская, если надо было покупать нормальный щистящий порошок, да?

– Так получилось, – попыталась оправдаться Верочка. – Может, мальчики рассыпали…

– Мальщики! – грозно сказала Зуля. – Кстати про мальщики! В комнате у Андрея…

– А это не ваш Эдвард там в сугробе лежит? – розовая «Баленсиага» озабоченно тронула Верочку за рукав.

– Кажется, мой… – Верочка привстала со скамейки. – Зуля, дорогая, я никак не могу сейчас говорить, просто возьмите пока корейскую, а я… Эдвард! Эдвард! Иди сюда! Варежки промокли?

Негодный поросенок, увлеченно барахтавшийся в сырой куче грязного снега, не удостоил ее ответом.

– Эдик! Эдичек! – громко засюсюкала розовая «Баленсиага», явно желая ей помочь. – Иди сюда! Бабушка тебя зовет!

– Эдвард! – Верочка тяжело приподнялась со скамейки.

– Сидите-сидите, я его сейчас приведу! – проворная девица вскочила, сбегала к площадке и через полминуты уже тащила упирающегося Эдварда к скамье.

– Что же ты не слушаешься свою бабуленьку, Эдик, – ласково увещевала она сердитого мальчугана, – стареньких надо уважать, и…

– Сама Эдик, – сердито перебил ее мальчик. – Я Эдвалд. А она – моя мама.

– Мама? – молодая нахалка недоверчиво уставилась на Верочку. – Это сколько же…

– За сорок, – холодно ответила Верочка. Розовая «Баленсиага» вылупилась на нее так, словно услышала «за девяносто». Да, милая, да, – сердито думала Верочка, роясь в сумке в поисках сухих варежек, – после сорока у некоторых еще иногда случается секс, а потом ты до последнего надеешься, что это климакс, пока этот «климакс» не начинает радостно пинать твою печень. – Эдвард! Куда?!!