– Илья Петрович! – сразу, стал говорить, как только подняли трубку. – У меня мало времени. Нахожусь в психушке на улице Камалова в Орджоникидзе. Меня посадили в неё за драку. Выручайте. Извините.
Едва успел положить трубку, как в замочной скважине двери закрутился ключ. Чтобы не вызвать подозрение у профессора, отошёл дальше от телефона. С обратной стороны стола стал макать свою кисточку в гуашь и раскрашивать давно раскрашенный крейсер "Аврора". Сделал вид, что сильно увлечён работой
– Забыл свои очки. – извиняясь за беспокойство, сказал профессор. – Так без очков совсем ничего не вижу.
– Мои рисунки все готовы. – сказал, профессору, когда он подошёл к двери. – Тоже пойду с вами обедать.
Проскользнул в дверь впереди профессора и поспешил в столовую. Мне надо было предупредить Мамочку, о том, что меня скоро выпустят из больницы, чтобы она пока не устроила в психушке никакой погром.
– Сегодня, завтра обязательно выйду. – шёпотом, сказал, ей. – Ты ни обезьяна, а человек. Поэтому, потерпи и не делай погромов. В Орджоникидзе общественность подниму в твою защиту.
Мамочка лишь успела кивнуть головой в знак своего согласия, как в этот момент в столовую вошёл профессор. Он заходил в умывальную помыть руки. Она в другом конце столовой стала собирать всю посуда в эмалированное ведро и затем вытирать обеденный стол, за которым ещё до нас обедали санитары.
После обеда вплотную занялся оформлением стенгазеты. Мне не хотелось покидать психушку, не закончив свою работу. Давно привык к тому, что честь превыше всего.
Работа художника у меня всегда была, как честь мундира у русского офицера. Мои деды и дядьки, которые служили офицерами царской и советской армии, всегда говорили, что честь мундира офицера превыше всего.
Если ты дал своё слово, то должен его сдержать при любых обстоятельствах. Так и в своей работе художника, как офицер в армии. К ужину стенгазета была закончена. Профессор не скрывал своего удовольствия от моей работы. Профессор сказал, что выполнит любое моё желание в пределах больницы. У меня было только одно желание, это выбраться из психушки, но Илья Петрович что-то медлил с моим освобождением.
Может быть, это не он взял, а его малолетние дети, то тогда всё у меня пропало? Дети могут подумать, что это была просто шутка и не скажут отцу о моём телефонном звонке. У них дома, на этот счёт, армейская дисциплина. Ведь все дети в семье родились в разных армейских частях.
В разных союзных республиках и в разных странах "варшавского договора". Но буду надеяться, что удача не оставит меня без внимания, выберусь отсюда. Надо только набраться терпения и не сорваться до освобождения из психушки. Лишь бы аминазин не вкололи мне.
– У меня есть желание. – ответил, профессору, укрепляя на стене стенгазету. – Читать газеты и журналы.
– Пожалуйста! Сколько надо? – довольный моим скромным желанием, ответил профессор. – Хоть всё читай!
Профессор принёс мне в палату стопку газет и журналов. Положил их на мою постель. Мамочка закрыла мою дверь после профессора. Рабочий день закончился.
За мной так никто и не приехал. Мне оставалось только ждать результата из Беслана или всё-таки начинать устраивать большой погром в психушке.
– Саша! Уже вечер. Иди ужинать. – сказала Мамочка, открывая дверь моей палаты. – У тебя получилось?
– Пока нет. – ответил. – Что-то никто меня не хочет вытаскивать отсюда. У нас в запасе есть неделя.
