Остальные – больница. Чем он болел, нам знать не полагалось. Я, например, не знал. Наверное, только мой инфаркт в 90-м и стал первой гласной болезнью одного из высших руководителей государства, о которой в центральных газетах давались краткие сообщения. А до того – молчок. Члены Политбюро если не бессмертны, то уж никаким хворям не подвержены. Я, да и многие другие хотели узнать, что гнуло к земле Андропова, да ведь в цековском «монастыре» тайн больше, чем при мадридском дворе: разве у кого спросишь?..
Я только что сказал о первой гласной болезни. Но так и напрашивается реплика – и последней. Сколько сейчас идет разговоров о здоровье первого лица государства. Его исчезновение на несколько дней дикторши телевидения со скорбным выражением объясняют насморком, а его личный комментатор объявляет на весь мир, что он даже видел у своего шефа в руках носовой платок. А народ в это время гадает, выискивает истинные причины. Ничему нас не учит жизнь! Ведь это все было. Американцы знают о здоровье Президента страны больше, чем о своем. И это политически правильно. Легенды, домыслы и сплетни всегда являются продуктом отсутствия или скудности информации.
В последний раз я встретился с Юрием Владимировичем как раз в больнице – за три недели до его смерти. Точно помню дату: 18 января 1984 года. Я только вернулся из Вены, куда ездил представителем КПСС на съезд австрийских коммунистов. По установившимся правилам я должен был написать отчет о поездке и кому-то его представить. Не помню уж у кого спросил: кому? И этот «кто-то» всерьез посоветовал: а ты позвони Андропову в больницу, тем более он о тебе спрашивал, ему и расскажешь… Не без некоторого сомнения я позвонил. И услышал знакомое:
– Чем вы сейчас заняты? Приезжайте к пяти, поговорим.
Вопреки моим ожиданиям, он не лежал, сидел у письменного стола в глубоком кресле, плотно укрытый пледом. Поразило, как быстро он поседел, стал совсем белым.
Я чувствовал себя не слишком ловко, попытался что-то рассказать об Австрии, он перебил, перевел разговор на экономику, снова бил вопросами – самыми разными, заставил на минуты забыть, что мы не в его кабинете на Старой площади, а в Кунцевской больнице. Когда вспомнил, спохватился, глянул на часы – час пролетел. Встал.
– Извините, Юрий Владимирович, не буду вас мучить проблемами, выздоравливайте. Вдруг он поманил пальцем:
– Наклонитесь.
Я наклонился. Он, не вставая, прижал мою голову к груди, неловко чмокнул в щеку, отпустил. Сказал:
– Идите-идите. Все.
Шесть лет спустя, в мае 90-го, ранним утром ехал я с дачи в Кремль по хорошо знакомому Успенскому шоссе, ехал на могучем ЗИЛе-«членовозе», и незадолго до кольцевой встречный автобус неожиданно выскочил на нашу полосу движения. Потом оказалось, что солдатик за рулем не справился с управлением. Тогда же было не до выяснения причин, мой шофер успел лишь вывернуть руль влево, врезался правым крылом в зеленый борт автобуса. Машина даже подпрыгнула на шоссе от мощного удара и громыхнулась тяжелым багажником на капот машины сопровождения, не успевшей затормозить или свернуть.
Два ЗИЛа пошли на списание. Очевидцы потом говорили мне: трудно было даже представить в этой каше из исковерканных машин, что кто-то остался в живых. Несколько газет поместили скупую информацию, а одна по этому поводу даже поерничала.
Впрочем, и противоположная реакция не заставила себя ждать. «Я был потрясен сообщением о дорожно-транспортном происшествии. Прошу Ваше Превосходительство принять мои искренние пожелания скорейшего и полного выздоровления». Это слова канцлера Австрии Франца Враницкого. Подобные телеграммы пришли от Маргарет Тэтчер и многих других глав правительств разных стран – за исключением отечественных лидеров, кстати. С искренним теплом вспоминаю эти послания, как и письма, телеграммы наших простых людей – у них больше чуткости и душевности, чем у политиканствующей публики.
