Можно было без всяких ЭВМ просчитать, что предстоит реанимация и новое воцарение чуть обновленных брежневских методов правления. Этого, полагаю, и хотели те лица в Политбюро, кто в спешном порядке, на следующий день после смерти Андропова, рекомендовал Черненко на высший пост в партии и государстве.
Кто-кто, а я совсем приуныл. Черненко я худо-бедно знал, но даже это «худо-бедно» подсказывало, что вряд ли он заинтересуется нашими реформами в области экономики и управления ею. Вряд ли поддержит, если вообще не прикроет нашу работу, не говоря уже о его единомышленниках в Политбюро. Им эта подозрительная работа, к тому же благословленная беспокойным Андроповым, была бельмом на глазу.
Настроение у меня было – хоть беги со Старой площади обратно на производство. Не беда, что пост директора Уралмаша занят, – место мне нашлось бы легко. Как говорится, была бы шея…
Но Горбачев, которому я доверил потаенную мысль о побеге, меня категорически не поддержал.
– Ни в коем случае не торопись, – сказал он мне доверительно, будто знал нечто такое, о чем я и не подозревал. – Найдем способы продолжить нашу работу. Кто ею займется, если не ты?
Никогда его не спрашивал ни о чем, но, полагаю, он уже тогда предчувствовал очередные похороны… Тем более что именно Горбачев стал после смерти Андропова вторым лицом в партии и переехал в знаменитый сусловский кабинет.
Стоит, по-моему, задержаться на этом факте. Не на переезде в кабинет, конечно, а на обретении Горбачевым достаточно властных прав, положенных «второму». По установившейся традиции именно это лицо вело Секретариат, а в отсутствие Генсека руководило заседанием Политбюро. Вот здесь была большая загвоздка. Права он вроде и приобрел, а официальных полномочий на ведение ПБ не получил. Такие полномочия издавна оформлялись соответствующим решением Политбюро. Казалось бы – пустяк, а по сути – мандат на власть. Так было во времена Брежнева, где подобное доверие оказывалось Суслову, а затем Андропову. Во времена Андропова эти полномочия получил Черненко. На этот раз, естественно, был подготовлен проект решения о Горбачеве, вынесенный для обсуждения на Политбюро. Помню, Тихонов начал: мол, почему именно Горбачев, разве нет других достойных? Да и обязательно ли надо поручить ведение заседаний именно одному человеку? Еще раз повторяю, спорить с ними, биться, пытаться сломать – сил у нас еще достаточно не было. Умный Громыко, в общем-то симпатизирующий нашей команде, но и со своей не желавший портить отношения, дипломатично «свернул» вопрос: давайте отложим, подумаем, вернемся позже.
Позже не вернулись. До самой смерти Черненко Горбачев так и не получил столь желаемого им решения Политбюро. Иными словами, он был вторым де-факто, но не де-юре, вроде как нелегально. Старая брежневская гвардия побаивалась его и не доверяла ему.
Не скрою, его это очень мучило. Зная самолюбивый характер Горбачева, его нескрываемую любовь к власти и ее внешним атрибутам, могу легко представить, какие кошки скребли его душу.
Он безраздельно властвовал на проходивших по вторникам заседаниях Секретариата, никто и не посягнул на его право вести их. Каждый же четверг поутру он сидел сироткой в своем кабинете – я частенько присутствовал при этой грустной процедуре – и нервно ждал телефонного звонка больного Черненко: приедет ли тот на ПБ сам или попросит Горбачева заменить его и в этот раз.
