Я далек от мысли винить во всем только их. Возможно, это моя вина, что я не сумел в свое время расположить к себе друзей настолько близко, чтобы они были готовы ради своего друга пойти на все! В будущем я не раз предавался размышлениям по этому поводу, а сейчас мне ничего не оставалось делать, как смотреть на угрюмые лица команды и внимать капитану, который «расщедрился» на прощальную речь:
– В лодке запас пищи и пороха. На первое время тебе хватит. А потом можешь рассчитывать только на себя, если хочешь выжить. Буду рад, если жизнь здесь тебе не покажется раем. Чтобы ты вскакивал среди ночи, выл от тоски и безысходности и каялся в своем грехе! Чтобы совесть тебя постоянно мучила за то, что совершил такой отвратительный поступок!
Я горько улыбнулся:
– Да нет, капитан, – сказал я спокойным голосом, настолько спокойным, что сам удивился этому, – это вас будет мучить совесть. Это вы будете просыпаться среди ночи, и корить себя: как же мог я, который никогда не позволял себе опускаться до низких и недостойных методов, – кажется именно так вы говорили, капитан?! – так жестоко наказать совершенно безвинного человека?! Если на свете есть Бог и справедливость, то именно вы должны потерять сон, а не я! Вспомните мои слова, капитан!
Гребцы взмахнули веслами, лодка устремилась к берегу. Я последний раз взглянул в лица провожающих меня взглядом людей и… Я встретился с насмешливым взглядом Гуччо, который ехидно улыбался и подмигивал мне. В это мгновение мне все стало ясно! Все было настолько очевидно, что я даже не сомневался, что так оно и было на самом деле! Я вскочил и что есть мочи закричал:
– Это ты, Гуччо! Это ты все подстроил! Это ты подложил мне эти часы! Ну, погоди, мерзавец! Я еще поквитаюсь с тобой! Ты заплатишь за свою подлость! Вспомни мои слова!
Лодка уткнулась носом в прибрежный песок. Кто-то из матросов быстро достал из нее и сложил на берегу то, с чем мне теперь придется жить на этом острове. Снова весла взметнулись вверх, а я стоял, словно парализованный, на одном месте и смотрел вслед уплывающей лодке, а затем и судну. Я не кричал им вдогонку, не взывал к милосердию и пощаде, а лишь тупым и отрешенным взглядом провожал тающий вдали парус и все еще надеялся, что все образуется. Мне казалось, что на «Элиабель» поймут, какую глупость они совершили, тем более после того, когда я упомянул о Гуччо. Неужели они не догадаются, что это действительно его рук дело?!
Но ничего того, чего так желала моя разрывающаяся от горечи и обиды душа, так и не произошло. Вскоре судно скрылось за горизонтом, и я, тупо уставившись на бесконечную линию, соединяющую небо с океаном, с отрезвляющей для себя ясностью понял, что отныне начинается совершенно иная, раньше неведомая для меня жизнь. Которая может таить в себе нечто такое, о чем я сейчас даже и не подозревал. Я приготовился к самому худшему.
Первым делом я посмотрел, что же оставили мне для выживания мои палачи? Небольшой запас еды, столь же мизерный припас пороха, ружье и нож. Что же, и за то спасибо! Но всего этого хватит, конечно же, не надолго – это я прекрасно понимал. Учитывая то, что в эту минуту о пище я думал меньше всего, мне хотелось не терять времени и заняться обустройством своего будущего жилища. Правда, я не знал: обитаем ли остров? По логике развития событий следовало бы в первую очередь осмотреть именно его, убедиться: есть ли на нем люди и, исходя из этого, предпринимать дальнейшие действия. Но я все еще продолжал находиться в таком состоянии, когда способность рассуждать трезво и расчетливо скромно отходила на второй план, уступая дорогу эмоциям и инстинктам. И инстинктам тоже. Поскольку желание иметь хотя бы какую-никакую крышу над головой вполне объяснимо и естественно. Ведь я понимал, что провести здесь могу очень и очень много времени.
