Преодолевать - страница 26

– А тачка классная у тебя, смотрю. Сам заработал или папашу потряс? – добавил я, и теперь эта груда ненависти устремилась лишь на одного меня. Мои яйца сейчас казались железными как никогда. Ксюша и Надя посмотрели на меня с безысходностью и сожалением, что не предвещало, разумеется, ничего приятного. Тем не менее морально я уже подготовился к тому, что схлопочу. Вопрос оставался за временем. Уж лучше достанется нам, чем нашим подругам. Но я также представлял, какими плохими словами в голове называл меня в тот момент Дима, который явно не любил конфликтовать. И всё же, теперь этого было не избежать.

– Зря ты это…– едва слышно сказала мне Надя и опустила глаза.

– Она права, пацан. Ты точно нарваться хотел. Радуйся, нарвался! – затем он обратился к стоявшей рядом с ним шайке: – Ребята, поучим этих сопливых уважению?

Я заметил, как все четверо с суровыми минами на лицах направились к нам с Димой. Поначалу мы пробовали отбиться, но через несколько минут уже валялись на земле и принимали яростные удары ногами по почкам и рёбрам, слушая женские возгласы: «Не надо! Хватит, Лёш! Скажи, чтоб они прекратили! Прошу тебя!»

Вскоре они и правда прекратили. Не помню, был ли я тогда вообще в сознании. Словно из потустороннего мира я слышал едва уловимые слова: «В машину! Живо!» И вроде бы девочки что-то говорили: «Вы извините нас, ребят!»

Меня поднял какой-то незнакомый человек. Голова кружилась, и я толком не понимал, что вообще происходит вокруг. Помню Диму, валявшегося на асфальте. Его лицо походило на отбивную. Я ощупывал своё лицо: похоже, на нём только пару ссадин. В отличие от моего друга, я успел прикрыть его руками.

Дождавшись приезда скорой, я отправился вместе с ним в больницу. Ситуация не казалась критичной, но, судя по всему, Диме нужно было наложить несколько швов… Во время поездки я то и дело пялился на его лицо. В какой-то момент он не выдержал и обеспокоенно спросил:

– Что зыришь? Неужели всё так плохо?

– Настолько, что ты вряд ли ответишь своей мамке что-то кроме правды… – ответил я, будучи принципиальным реалистом…

Летом в больнице очень холодно. Всё из-за кондиционеров. Из операционной, куда ввозили одного полумёртвого пациента, а вывозили другого полуживого, изредка доносились крики. Эти голубые стены, на которых нет никакой рекламы и информационных объявлений, удручали и одновременно пугали. Мне даже на мгновение пришла мысль стать первым, кто оставит на ней след в истории. Но я понимал: что бы я не изобразил на этой стене, пусть даже овощной натюрморт в виде двух помидорок и огурчика между ними – всё снова закрасят невзрачной голубой краской. Иногда ты что-то меняешь в жизни, рисуешь на своём биографическом полотне, однако в какой-нибудь неожиданный для тебя час кто-то портит твой рисунок, и приходится рисовать по-новому. Я пытаюсь найти свою палитру, своё вдохновение и в результате получить что-то неповторимое и удивительное, а пока что всё сводится к одному и тому же – к двум помидоркам да огурчику.

В безмолвных коридорах больницы отчётливо слышался звук вентилятора. Вокруг воцарилась странная тишина. То ли пациенты закончились, то ли в операционных спасли уже всех, кого могли. И всё бы замечательно, если бы не внезапный рингтон на моём телефоне, который настолько ужасен, что даже прекрасен, ведь если меня он раздражает, то окружающих он раздражает во стократно. А я обожаю, когда кто-то бесится по пустякам.