Препараторы. Сердце Стужи - страница 40
– Ты говоришь о… перевороте, – прошептала Омилия. – Неужели такое возможно?
– Всё зашло слишком далеко, чтобы рассуждать о возможном и невозможном. Мы должны опираться на факты, Омилия. Твой отец заигрывает с Вуан-Фо, Авденалией, Рамашем… Возможно, планирует союз с кем-то из них – как думаешь, с помощью кого, моя пресветлая наследница? Усели и другие вряд ли отказались бы от возможности женить на тебе кого-то из своих отпрысков, если бы не надеялись заработать огромные деньги на иноземных… гостях. Смешно. Ни одна из этих стран понятия не имеет, что такое Кьертания. Ни одной не нужно ничего, кроме наших сокровищ. Они и каменные растащат Кьертанию на части – вот когда твой отец будет, наверно, доволен.
Омилия молчала.
– Я не позволю этому случиться, Омилия, – сказала Корадела, и голос её зазвучал вкрадчиво. – Но ты должна мне верить. Я не говорю тебе всего, моя дорогая, но над нами может нависать угроза ещё серьёзнее глупостей твоего отца и каменных. В любой момент может потребоваться вся твоя решимость… Решимость и жертвенность – две главные добродетели, доступные женщине. Ты, моя драгоценная дочь, так юна… И всё же. Решимость и жертвенность, Омилия. Ты чувствуешь их в себе? Ты готова довериться мне, когда придёт время?
Стены сжались, когда Омилия сказала:
– Конечно, мама, – как говорила всегда.
Не мог написать раньше, да и сейчас…
Мамы нет уже третий день. Сначала я думал, что это какая-то шутка, как тогда, давно, когда она спряталась в центре.
Папа места себе не находит. Он говорит, что охранители ищут целыми днями, но я всё равно решил ночью уйти и тоже искать её.
Я знаю, куда она любит ходить больше всего. Я пойду в библиотеку, Шагающие сады, Верхний город. Я весь город обойду, если понадобится, но я её найду, и мы все снова будем вместе.
Прошло уже три недели.
Я один. Папа пошёл в центр, и после этого его нет уже два дня. Я не могу спать, и иногда звёзды приходят ко мне как будто наяву – наверное, не хотят ждать, пока я всё-таки решу уснуть.
Пришла Лорна. Она принесла ужин. Я ничего не хотел, но она сказала, что не уйдёт, пока не поем.
Сказала, папа скоро вернётся, а я не должен волноваться.
Я сказал, что не буду есть, пока она не расскажет, где он.
Она долго не хотела говорить, но потом всё-таки сказала, что папа пошёл в центр. Говорит, он кричал, вёл себя ужасно. Лишился рассудка от горя, так она сказала. В центре все старались говорить с ним по-доброму, но потом пришлось вызвать охранителей, потому что он что-то разбил.
Я не мог в это поверить. Все эти дни папа говорил, что всё будет хорошо, что мама не могла пропасть надолго. Что Химмельборг – её родной город, что она никогда не пошла бы куда-то, где опасно. Что все здесь её друзья. Он ничего не говорил про центр.
Правда, он запретил мне туда ходить, пока она не вернётся. Но он и в Верхний город запрещал ходить после того, как я ушёл туда без спросу.
Я сказал ему, что хотел быть смелым, хотел спасти маму. Но папа сказал, что иногда самое большое мужество – это принять, что нужно оставаться на месте, а не идти неизвестно куда.
В день, когда он ушёл, он выглядел, как обычно. Позавтракал и выпил кофе, почитал газету. Там снова не было про маму никаких новостей.
Лорна сказала, я должен поспать. Она говорит, папу никто не будет наказывать за то, что он испугался. Что я должен ей верить и ни о чём не волноваться.