Говард Элкинс убил Рейну и засунул ее тело в одну из сотен бочек, к которым у него был доступ в «Мелроуз Пластик». Может, он подумывал о том, чтобы вывезти ее на лодке и выбросить в океан. Однако в одиночку бочку поднять было невозможно. Когда ее обнаружили, она весила больше 150 килограммов, и весила еще больше сразу после смерти Рейны. Поэтому Элкинс решил закатить ее под дом и оставить тело под гостиной. Затем Говард и его семья жили над трупом Рейны в течение трех лет. Он смотрел телевизор, читал газету, пил кофе. Говард Элкинс отмечал праздники и дни рождения, и все это над трупом женщины, с которой у него был роман. Она забеременела и была убита.
Элкинс жил с этой тайной тридцать лет. Я подумал, как кровь, должно быть, отлила от его лица, когда я произнес:
– Они нашли бочку. Открыли ее и внутри обнаружили тело.
Тело Рейны было отправлено обратно в Сальвадор. Детективы продолжали изучать записную книжку Рейны, и криминалистическая лаборатория наконец смогла расшифровать эти выцветшие слова. Они читались как: «Не сердись, я сказала правду».
Однажды было найдено тело. На следующий день я поговорил с убийцей. Он признал вину в течение недели выстрелом из дробовика в голову.
Разгадки никогда больше не будут такими легкими.
* * *
Каждые выходные мне приходилось освещать в «Таймс» очередное преступление: поножовщину на школьном футбольном матче. Копы, пристрелившие Амаду Диалло, возвращаются домой после оправдательного приговора. Я приближался к тому, чтобы стать одним из криминальных репортеров, которых мой отец читал каждый день после работы. Я работал достаточно хорошо, поэтому, когда редактор «Нью-Йорк пост» спросил Манчини, есть ли кто-нибудь, кто мог бы помочь ему по ночам и выходным, тот снова предложил меня. Я собирался работать на короля бульварной преступности. В газете, стоящей за безжалостным освещением Берни Гетца[5], убийства Роберта Чемберса[6], в газете, опубликовавшей самый известный заголовок в истории преступности: «ОБЕЗГЛАВЛЕННОЕ ТЕЛО В ТОПЛЕС-БАРЕ».
* * *
Мое первое назначение для «Пост» все изменило.
– Нам нужно, чтобы вы отправились в больницу Стоуни-Брук, – произнес голос в трубке.
Две девочки-подростка ехали по округу Саффолк, перед ними засигналил закрывающийся железнодорожный переезд. Девочка за рулем решила испытать судьбу и объехать шлагбаум. Она не успела, и поезд врезался в их машину. Подруги были доставлены в больницу в критическом состоянии. «Пост» хотел услышать их историю.
Я выключил недавно купленный мобильный, вошел в приемную скорой помощи и сразу увидел мать и отца одной из девочек. Они были единственными, кто плакал. Я присел на минуту, пытаясь придумать, что я им скажу. Наконец подошел и опустился на колени рядом с мужчиной.
– Здравствуйте, – начал я едва ли не шепотом. – Я Билл Дженсен из «Нью-йорк пост». Мне очень жаль. Могу я задать вам несколько вопросов?
Отец девочки поднял голову и посмотрел на меня самым сокрушенным взглядом, который кто-либо когда-либо бросал на меня. Затем он покачал головой.
Я нашел в вестибюле телефон-автомат и позвонил в газету.
– Семья не хочет давать интервью, – объяснил я.
Голос на другом конце провода не колебался.
– Иди и спроси их еще раз.
Щелчок.
Я положил трубку обратно на рычаг и отправился бродить по коридорам больницы, как мне показалось, несколько дней. Я пытался собраться с духом, чтобы вернуться в эту палату. Если бы в больницах были бары, я бы выпил. Через пятнадцать минут я снова подошел к мужчине и женщине.
