– Хорошо, хорошо, идите.
Спровадив Глеба, я еще немного поболтала с монтировщиками, но завидев поднимавшихся по лестнице Наталью и Ольгу, поспешила в цех. Не стоило создавать у начальства впечатление, что я отлыниваю от работы.
Открыв дверь, я с головой окунулась в потоки децибел – доброжелательная Алена, надрывая голосовые связки, развлекала разговором Глеба Александровича.
– …И потом мне же пгишлось кгасить загогодку, – пыталась одновременно улыбаться и кричать Алена, рассказывая, видимо, что-то смешное.
– Кого дубасить за глотку? – не понимал Глеб.
– Да не за глотку, а загогодку, – убеждала его Алена, отчаянно пытаясь преодолеть свою картавость.
– Ах, как неприятно, – сказал на это Глеб, увидев, что в цех вхожу я.
Почти сразу же следом за мной появились Наталья и Ольга.
– Здравствуйте, Глеб Александрович, – произнесла Наталья, пользуясь акустикой помещения, которая позволяла не очень повышать голос.
– Здравствуй, Наташа, здравствуй. Что же это сотрудницы у тебя…
– А что?
– Да вот, все курят.
Да, от судьбы, видно, не уйдешь. Не иначе, в тот день написано мне было выслушать воспитательную лекцию. Все время, пока шел обеденный перерыв и даже еще некоторое время после, Глеб посвятил рассуждениям о том, как все это нехорошо и вообще очень ему неприятно.
Впрочем, это не особенно нам мешало, потому что под его бормотанье мы довольно свободно говорили о своих делах, только иногда Наталья из вежливости поддакивала ему, повышая голос.
Наконец обеденный перерыв кончился, Глеб ушел, и все мы целиком и полностью углубились в работу. Близилась премьера, и нужно было успеть к сроку.
* * *
Вечером, приехав домой, я вдруг поймала себя на мысли о том, как я в последнее время устаю и какая это тяжелая и, в общем-то, не женская работа – художник-декоратор.
Впрочем, и работа частного сыщика тоже совсем не женская. Будем считать, что минус на минус в результате дает плюс.
От усталости голова «варила» не очень хорошо, но все же я решила проанализировать полученную за сегодняшний день информацию.
Приготовив кофе, я поудобнее устроилась на диване и предалась раздумьям, пытаясь выделить из всех полученных сведений те, что смогли бы пригодиться для моего расследования.
А такие сведения, несомненно, имелись.
Во-первых, я выяснила причину той странной отчужденности, которую окружающие испытывали к Ольге. Хотя нельзя не отметить, что это выяснение принесло скорее негативный, чем позитивный результат. В глубине души я лелеяла предположение, что все так к ней относятся потому, что подозревают в причастности к смерти Оксаны.
Но теперь, поняв, что если Ольгу и подозревают в причастности, то к совершенно иному преступлению, я не испытывала ничего, кроме разочарования.
Гораздо более полезными могли оказаться сведения, которые мне удалось собрать о самой Оксане. И это было во-вторых.
Похоже, эта Оксана была личностью весьма своеобразной. Как это они там говорили? «Судорожная»? Что ж, некоторая необузданность и порывистость иногда бывает свойственна нашему брату. То бишь, сестре. И я даже знаю многих особей противоположного пола, которые именно эти качества находят в женщинах привлекательными. Судя по рассказу того неудачливого монтировщика, такие особи имелись и в театре.
Не эти ли «нюансы взаимоотношений» имел в виду любезнейший Евгений Сергеевич, когда мы беседовали с ним в ресторане? И что имел в виду Стас, когда намекал на Азатова? Нужно было быть слепым, чтобы не заметить, как изменилось у того выражение лица.
