Преступление тысячелетней давности - страница 21
Радосвет и Хельга стояли перед стариком и старухой, опустив головы, словно провинившиеся дети, а весенний воздух был наполнен ароматом молодых трав и свежестью новой жизни. Все вошли в избу. Старуха подошла к Хельге, которая, опустив голову, рассматривала сучок в половице, пряча глаза. Пожилая женщина обняла её за плечи, заглянула в глаза, спросила:
– Люб он тебе?
– Люб, баушка, очень люб. – Глаза Хельги засветились в полумраке избы, будто Лада зажгла лампадку в душе настрадавшейся женщины изнутри.
Воздух в избе стал густым и тяжелым, а в трубе дымохода завыл ветер.
– Пойми, чадо ты глупое, – продолжала старуха, – мы с дедом, аки лодьи, плывём по реке жизни, ведаем малость, но точно знать может только великий Род. Неспроста, девонька, ты прибыла к нам, да и не ведаешь ты, что отбили мы с дедом тебя от темных богов. Думали, что продолжишь дело наше, а теперь вон оно как…
Радосвет, встав между бабкой и Ольгой, нарушил молчание:
– Почему ты, старая, не веришь, что добра я желаю всем вам?
– Молчи, глупый, – шикнул на мужчину старик. Вопрос о том, что важнее – увидеть один раз или услышать сто раз! Даже с нашими сорока глазами и восьмью руками мы все равно не можем полностью раскрыть все тайны этого мира. Нам остается лишь прятаться за печкой до темноты и осознавать, что все в мире аки колесо крутится, токмо и жизнь рода человечьего не просто повторяется.
– Не надобно это им, старый, не поймут они, – властно перебила старуха, – не успела я обучить Олюшку всему.
– Не ведомо им, что ждет, да и слава Роду! Одно могу сказать, пусть воин идет в поход с князем, а когда вернется, тогда и решим. Но Хельга с нами останется. Не пущу я ее в белый город. Не пущу – смерть ей там!
– Если вернется, – дед крякнул и почесал бороду.
– Что значит «если»? – У Хельги покатились слезы из глаз, крупные словно жемчужины. – Что, батюшка, ведаешь ты про милого?
– Я сказал, что Велес мне сказывал.
– Добро, – Радосвет взял Ольгу за руку, – пусть остается жить с Вами. Но обряд соединения проведите, очень прошу. Важно мне там, на битве великой, знать, что боги соединили нас.
– А отца своего с матушкой спросил позволения? – Старая ведунья сверкнула взглядом.
– Нет, баушка, но и идти в город Лады времени нет, – отвратил взгляд Радосвет.
– Молодые нынче не почитают веру Рода, – старик сел за стол, и его кулаки сжались.
– Да почитаю я, но отец не позволит мне, – опустил голову Радосвет.
– Знамо дело – не позволит, – прокряхтел дед. – Ты же воеводы сын, ведаю я про тебя всё. Еще этой зимой Велес открыл мне тайны о тебе и окружения твоего. Ведомо мне всё! И про то, как князь великий род свой пресек, и про то, что к дчере средней обратился за ветвью новой для продления рода. Ведаю, что отец твой – дух рода той ветви великой. Оттого и отвел я тебя к людям. Мы люди сирые, волхвы малые, не чета отцу твоему.
– Люблю я Хельгу, жить без нее не могу и с отцом говорил, но для него важно, чтоб князь Рюрик соединил русичей в один кулак.
– Знаю я отца твоего Олега, и великого волхва Умила знавал, кто обучал его, да ведаю, что великим Олег станет, но ты зелен пока с Олюшкой под одну ветвь становиться.
– Отчего зелен, – зарделся Радосвет. – Мне уже осемнадцадь годков!
– Зелен духовно, – вступила в разговор ведунья. – Пойдем, старый, покалякаем в сенях. Вона Олюшка вся в слезах, милая!
Старик с ведуньей ушли в сени, а Хельга бросилась в объятия Радосвета. Он, утирая слезы желанной, шептал: