Схватив окровавленный нож, который лежал рядом с телом чужестранца, она бросилась на валькирию и с силой вонзила остриё ей в грудь.
Дед успел заметить движение ведуньи. Собрав все свои силы, ударил посохом в место, где черная земля пропиталась кровью Хельги. Земля, трава и кровь превратились в гранит, и открылся каменный короткий коридор. Он кончался небольшой площадкой с разветвлениями. Семь разных ходов уходили в семь разных сторон. На площадке стояла валькирия, пытаясь вытащить нож, вонзенный чародейкой ей в сердце.
Валькирия оглянулась и увидела, как за первым туннелем закрывается проход. Следом за первым, будто мыльные пузыри стали захлопываться и другие выходы из ловушки, созданной дедом.
Выбрав наугад один из еще открытых проходов, она прыжком бросила свое тело в яркий свет, но старая ведьма поджидала её у последнего выхода. Обрушив гранитный камень, с которого капала алая кровь Хельги на голову валькирии, ведунья прокричала заклятие. Служанка Одина упала. Тишина сомкнулась вокруг неё. Бабка обернулась огромной серой кошкой и бросилась на прислужницу чужого бога, словно тигр на добычу.
Яркий свет погас. Кошка открыла третий глаз и воспользовалась своим даром ночного видения. Зрачки её вытянулись и засветились. Валькирия, прочитав какое-то заклинание, подняла голову, но ведунья уже прокусила ее шею и с наслаждением впитывала чужую энергию, урча, с жадностью заглатывая силу врага, словно голодная кошка молоко. Где-то там, за пределами темного, сырого, пропахшего плесенью и неизвестными запахами лабиринта валькирия увидела грозный взгляд своего повелителя Одина. Но тонкая нить её жизни была уже прервана.
Кошка встряхнула пушистой лапкой, чтобы избавиться от капельки крови, лизнула свою спинку и замерла в настороженной позе. Её уши двигались, пытаясь уловить каждый звук, а нос принюхивался к окружающему воздуху. Она услышала заклинание и осознала, что дед пытается вернуть её в реальный мир. В ответ кошка с гордостью подняла хвост и распушила шерсть на спине, словно заявляя всем своим видом, что выполнила важное дело и готова воротиться в Явь. Кровь старой чародейки бурлила.
– Гой! Черна Мати! Гой-ма Марена! – припомнила заклинание колдунья, эхо разметало её слова по мрачному проходу.
Тело валькирии стало прозрачным и растворилось в черноте неба.
Старая ведунья выдохнула. За спиной у неё хмыкнули. Она обернулась.
В расслабленной позе, прислонившись плечом к старой сосне нахмурив мохнатые брови и скрестив руки на груди, стоял ее дед.
– Ну ты, бабка, и даешь!
Ударившись оземь, бабка вернула себе человеческий образ.
– Ну и ты не промах, старый, – фыркнув, прошамкала в ответ ведунья.
Подойдя к уже остывшему телу Хельги, ведунья осторожно коснулась руки умершей. Рука была неподвижна. В полумраке лицо Ольги было бело, словно саван. Нежные облик её девочки исказился, и баушка почти не узнавала свою дочку. За привычными чертами выступили какие-то иные – уродливые и резкие. А прежней Олюшки уже как и не было. Она ушла, но в ней еще жила жизнь. Дитя!
Нож лежал теперь рядом с бездыханным телом Хельги. Его ручка сияла сиреневым огнем, а лезвие блестело в лунном свете. Старая ведунья разрезала одежду покойной этим ножом, прикоснулась к её животу и прошептала:
– Ребенок жив, я чувствую.
Дед разжег костер. Слабый его свет падал на лицо ведуньи. Она, не мигая, смотрела на Хельгу.
