Преступление в Блэк-Дадли - страница 5

– Не о привидениях, – взглянул на нее Уайетт, – но все же история.

– Так расскажите нам ее, – произнес Крис Кеннеди, молодой регбист. Судя по обреченности в его голосе, он не находил старые семейные предания хоть сколько-нибудь интересными. Однако прочие гости, в отличие от него, оживились и стали уговаривать Уайетта рассказать.

– Конечно, это всего лишь байка, – заговорил он. – Не думаю, что я рассказывал ее кому-либо. Даже мой дядя вряд ли знает ее.

Он повернулся, вопросительно глядя на старика, но тот покачал головой:

– Мне ничего не известно. Это родовое гнездо моей покойной жены. Семья владела этим кинжалом сотни лет. Моя жена была из рода Петри и приходилась тетей Уайетту. Вполне естественно, что он знает об истории дома больше меня. Хотелось бы теперь послушать, Уайетт.

Тот улыбнулся и пожал плечами, затем, пройдя вперед, забрался на высокий дубовый стул у камина, перешагнул с одной потайной опоры в панели на другую и, вытянув руку, снял с дощечки мерцающий кинжал. Вся компания приблизилась, чтобы рассмотреть вещицу.

Даже сейчас, в ловких руках Уайетта Петри, кинжал Блэк-Дадли выглядел все так же зловеще. Зеленый оттенок стального клинка стал еще заметнее, а красный драгоценный камень в рукоятке светился, отражая блеск свечей.

– Эта вещь, – сказал Уайетт, гордо демонстрируя кинжал, – на самом деле называется ритуальным кинжалом Блэк-Дадли. Во времена Квентина Петри, примерно в шестнадцатом веке, некий высокий гость был найден убитым – этот кинжал вонзили ему прямо в сердце. – Он умолк и оглядел гостей.

Гидеон внимательно слушал из угла у камина: его серое лицо побагровело от интереса, маленькие черные глазки были широко раскрыты и не мигали. Мужчина, похожий на Бетховена, тоже повернулся к говорящему, по-прежнему без всякого выражения на красном лице.

Уайетт продолжал тихо, тщательно проговаривая слова, как будто диктуя:

– Не знаю, слышали ли вы про поверье, некогда существовавшее в этом богом забытом месте, якобы кровь убитого вновь начнет сочиться из смертельной раны, если убийца дотронется до тела своей жертвы, или же орудие, которым было совершено убийство, вновь окропится кровью в руке, нанесшей смертельный удар. Уж вы-то слыхали об этом, Эббершоу? – спросил он, повернувшись к ученому.

– Продолжайте, – коротко сказал Эббершоу, кивнув.

И Уайетт вновь заговорил о кинжале, который держал в руке:

– По всей видимости, Квентин Петри был во власти суеверий. Так как в семейных записях упоминается, что он приказал закрыть ворота и созвать всех, кто был в поместье, – семью, прислугу, рабочих, пастухов и всяческих прихлебателей, – чтобы по очереди вручить каждому из них кинжал. Так и началась эта история. Сам ритуал возник позже – через поколение, как я полагаю.

– Так поверье сработало? Из кинжала хлынула кровь? – с жаром спросила Энн Эджвер, ее круглое лицо светилось интересом.

Уайетт улыбнулся.

– Боюсь, один из моих предков действительно был обезглавлен по обвинению в убийстве, – сказал он. – И в хрониках говорится, что именно кинжал указал на него, хотя лично мне все это кажется подтасовкой, обычное дело в те времена.

– Да, но что же ритуал? – произнес Альберт Кэмпион нелепым фальцетом, растягивая слова. – О, как интригующе звучит. Знавал я человека, который, ложась спать, раздевался до цилиндра – его он снимал в последнюю очередь. Говорил, таков ритуал.