После его встречи с китобоем и визита к мадам Крозон, а также соглашения с обоими заморскими плутами ему не оставалось ничего другого, кроме как молчать. Капитан опасался необдуманных поучений Дарки, которые обычно уносят влюблённых за границы осторожности. Его пушки были расчехлены и готовы открыть огонь по противнику, но он опасался, как бы Гастон не затруднил его стрельбу. И Дарки, который был не в состоянии оценить причины этой крайней сдержанности и осторожности своего друга, дошёл до того, что стал подозревать Нуантэля, подозревая его в том, что капитан бросил его, перестал заниматься расследованием дела его возлюбленной. Уже несколько дней Гастон жил в одиночестве в своём особняке, в мрачном расположении духа, проклиная всех людей… собственно говоря, всё человечество, сомневаясь во всём, даже в дружбе, и не ожидая больше в будущем ничего хорошего. И между тем, этим вечером, в среду, к одиннадцати часам, Гастон, несмотря на такие мрачные мысли, одевался, чтобы пойти на бал.
Он получил в конце предыдущей недели приглашение мадам маркизы де Брезе на большой танцевальный вечер и, конечно, этого не было бы достаточно, чтобы убедить его присутствовать на празднике в то самое время, как Берта Меркантур рыдала в тёмной камере парижской тюрьмы, но, этим самым утром, к нему по почте прибыли два письма, два письма, которые его незамедлительно вывели из состояния оцепенения.
Одно из них было от Нуантэля, и оно содержало всего лишь только эти три строчки:
«Приходи сегодня вечером на бал к мадам де Брезе. Ты меня найдёшь там. Я приду сам, пешком. Все идёт очень хорошо. Мы близки к цели. Приди обязательно. Ты мне нужен.»
Гастон нашел содержание этого письма не намного более ясным, чем недавние рассказы капитана. Но он не мог пренебречь изложенной в нём формальной рекомендации и почти решился отправиться по приглашению маркизы на бал в тот самый момент, когда распечатывал другое письмо, от его дяди, и в котором говорилось следующее:
«Дорогой Гастон, я сопровождаю сегодня вечером мадам Камбри на бал, который даёт маркиза де Брезе. Впервые мадам Камбри согласилась выйти в свет с тех пор, как неожиданно случилось несчастье, так сильно затронувшее тебя, а также, как выяснилось, и её. Ты знаешь, что мой брак с мадам Камбри решён, и в высшем свете это станет событием. Приходи на этот праздник. Для меня будет большим удовольствием тебя там встретить, тем более, что весь мой сегодняшний день я буду занят во Дворце делом, которое расследую сейчас и у меня не будет досуга зайти за тобой. Впрочем, было бы лучше, если мадам Камбри сама тебе рассказала новость, которую я с большим удовольствием тебе сообщил бы сам и раньше, будь у меня свободное время. Я надеюсь, что мы тебя увидим этой ночью и, уверен, что ты не будешь сожалеть о том, что выйдешь из своего затворнического состояния, покинешь, хотя бы на один вечер, свой дом, где ты замкнулся в большой печали от твоего любимого дяди и всего мира.»
Чтение этого письма разбудило в сердце влюблённого Гастона уснувшие было надежды. Эта новость, которую мадам Камбри должна была ему сообщить, разумеется касалась Берты и, если бы она была плоха, дядя Роже не спешил бы об этом сообщать своему племяннику. Признал ли он, наконец-то, невиновность бедной заключённой, или шла речь только о счастливом открытии, о совсем недавно найденной улике, которая позволяет лишь надеяться на возможность оправдательного приговора?
