Преступления без наказания - страница 13

Русских ненавидели. Жена, поехав в Корею, привезла майку с надписью на спине: «Не забывайте сбитый самолёт. Убейте русского». На базе ещё очень долго мы старались не афишировать, что мы русские. Переговариваясь в столовой, лётчики горели желанием сбросить на русских «одну горячую»!

Однажды меня пригласили рассказать собравшимся американским офицерам то, что я думаю о русских, будучи русским и занимаясь российской политикой. Я рассказал им про «эту горячую» и стал доказывать, что русские не хотят и боятся войны, а также про мои встречи в России с русскими военными, которые никогда не выражали желания «сбросить горячую» на Америку. Когда меня спросили, почему же русские так поступают, я ответил, что не надо путать политиканов с русскими вообще. В войне политики и лидеры редко страдают сами. После официальной части ко мне подходили офицеры и доказывали, что они тоже не хотят войны и предпочитают дружить с русскими. Мой непосредственный шеф потом с сарказмом напоминал мне о моих взглядах и об ошибочной интерпретации общего настроения русских.

Несмотря на прекрасный климат и отличные материальные условия, остров, повторюсь, стал для меня золотой клеткой, и я не продлил контракт. Меня уговаривали и обещали ещё лучшие условия, но я не скрывал истинной причины своего решения. Расстались мы с моими коллегами и попечителями по-дружески. Условия жизни были действительно роскошны и для нас, и для военных вообще. Офицеры жили с семьями в отдельных квартирах. В специальные магазины завозилось всё – от отборных мясных вырезок до экзотических фруктов. Блок сигарет и бутылка виски стоили по одному доллару. На острове были бесплатные тренажёры, кинотеатры, ухоженные пляжи. Электроника и любые другие товары продавались с огромной скидкой. За два года, получая относительно небольшое жалованье, я приобрёл спортивную машину, новейший музыкальный центр и гарнитур резной китайской мебели. Всё это за счёт организации я вывез в Австралию. Лётчики американских ВВС, приезжая домой, покупали квартиры, дома и всегда – по возможности – стремились вернуться на любую базу.

Вернувшись в своё министерство, я понял, что моей исследовательской карьере приходит конец. Я что-то издавал, составлял докладные записки министрам, но всё это меня уже не радовало. Многие могли позавидовать моему положению: высокое жалованье, дом и пожизненно гарантированная работа, но перспективы роста я не видел. В министерство приходили молодые и очень способные экономисты и прямо с университетской скамьи перепрыгивали меня на служебной лестнице, и это ущемляло самолюбие. Мне нужно было менять своё положение, и я стал искать альтернативу.

В поисках альтернативы и в бесконечной погоне за счастьем, которое, как горизонт, удалялось от меня по мере моего приближения, я потерял семью. Видимо, не было той жемчужины любви и взаимного притяжения, что цементирует семью, не было первоначальной искры, от которой хотя бы затеплилось необходимое чувство. Без скандалов и взаимных обвинений пришло отчуждение, и только связь с детьми напоминала о когда-то единой семейной единице. Осталось чувство необъяснимой вины перед женой, которая так и не знает, в чём же её или моя вина. А может быть, и знает, но понимает бесполезность борьбы за сохранение семьи, так как и с её стороны, по-видимому, не было искры, и с годами постепенно улетучилось даже то, что было. Не возникло желания исправить ситуацию или создать новую семью, несмотря на неоднократные порхания от цветка к цветку, которые оставляли лишь повторяющуюся грусть и душевную пустоту. А годы безжалостно напоминали о вечной истине начала и конца, о бренности мира и о том, что каждый на этой земле смертен.