Нарушение тайны голосования расценивалось как посягательство на закрепленный ст. 134, 140 и 109 Конституции СССР порядок проведения выборов. Тайное голосование подразумевает, что никто, кроме самого избирателя, не имеет права знать о содержании его персонального волеизъявления. Осуществив криминализацию нарушения тайны голосования, законодатель сделал акцент на значимости обеспечения этого важнейшего принципа избирательного процесса. Раскрывая объективную сторону данного преступления, Н. М. Кропачев отмечает, что нарушение тайны голосования заключается в создании таких условий, при которых тайна голосования не соблюдается. Это может выразиться в воспрепятствовании избирателю заполнить бюллетень в кабине для голосования, выдаче помеченного бюллетеня и др.[106] К действиям, нарушающим тайну голосования, относятся также необорудование избирательного участка специальными кабинами, нахождение во время голосования в кабинах посторонних лиц, установление в кабинах «подсматривающих» устройств и т. д.[107]
С субъективной стороны подлог избирательных документов, заведомо неправильный подсчет голосов, нарушение тайны голосования могли быть совершены лишь с прямым умыслом. Субъектом рассматриваемых преступлений являлись члены избирательных комиссий и иные должностные лица, занимающиеся организацией выборов. Иные лица, участвующие в совершении данных преступлений, рассматривались как соучастники.
В уголовных кодексах всех союзных республик последовательно и в значительной степени единообразно регулировались вопросы об уголовной ответственности за преступные деяния против избирательных прав граждан, однако имелись и отдельные расхождения.
УК Украинской ССР выделял не две, как все остальные кодексы, а три статьи, посвященные избирательным правоотношениям, справедливо, на наш взгляд, включив в отдельную статью состав преступления, состоящего в нарушении тайны голосования (ст. 129 УК УССР). Конструкция же ст. 133 УК РСФСР, предусматривающей ответственность за подлог избирательных документов, заведомо неправильный подсчет голосов, наряду с ответственностью за нарушение тайны голосования, фактически не соответствовала ее названию, так как объективная сторона нарушения тайны голосования не пересекается с объективной стороной подлога избирательных документов или заведомо неправильного подсчета голосов.
УК Эстонии в диспозиции ст. 132 вместо заведомо неправильного подсчета голосов содержал указание на фальсификацию результатов голосования. Как отмечал В. Н. Иванов, последнее понятие является, безусловно, более широким, чем «неправильный подсчет голосов»[108]. На наш взгляд, указанное обстоятельство свидетельствовало о криминализации более значимого для выборов деяния – искажения результатов голосования, а не любого, пусть и умышленного, нарушения при подсчете голосов.
В ст. 128 УК Украинской ССР, в противовес кодексам остальных союзных республик, речь шла не о подлоге, а о подделке избирательных документов, чем фактически из числа преступных деяний исключалось составление не соответствующего действительности протокола о результатах выборов.
В большинстве кодексов за воспрепятствование осуществлению избирательных прав было установлено наказание в виде лишения свободы на срок до двух лет или исправительных работ на срок до одного года. В УК Грузинской ССР к этим видам наказания была добавлена возможность применения увольнения от должности. Санкция в уголовных кодексах Украинской ССР, Армянской ССР и Эстонской ССР отличалась снижением верхнего предела: лишение свободы было установлено на срок до одного года. УК Литовской ССР не предусматривал лишения свободы за указанное преступление.
