Возле кровати меня осторожно поставили на ноги. Элифан, на ходу срывая с себя рубашку, вернулся к двери, придав ей положение, отдалённо возвращающее оной функциональность. А я так и стою, тупо любуясь его торсом. А затем…
Мир пошатнулся, поплыл, едва он снова начал целовать. В этот раз страстно, прикусывая мою нижнюю губу. Его руки уверенным жестом сбросили скрывающее моё тело, местами порванное, но чудом остававшееся на месте полотенце. Прикосновение к его обнажённому телу отозвалось усиливающейся волной тепла внизу живота и леденящими кожу мурашками на спине. Невероятная смесь ощущений была настолько приятной, что я не смогла удержать рвущийся наружу стон.
Элифан, не прекращая ласкать моё тело сделал шаг, заставляя меня ещё ближе подойти к постели. Моих ног коснулась ткань свисающего с неё покрывала. Его руки, не перестающие целовать губы, хриплое возбуждённое дыхание сводили с ума. Я тянулась к нему навстречу, словно жаждущий в пустыне к роднику, и пила, пила, пила эти головокружительные поцелуи, окружающий мир окончательно растворился в его голубых глазах.
Вновь ощущение полёта. Прикосновение к мягкой, но немного пружинящей перине, и в тот же миг разгорячённое страстью напряжённое мужское тело прижимает меня своим весом. Он срывает с себя брюки и снова целует страстно, настойчиво. Его рука касается груди, и я выгибаюсь ему навстречу, но он, словно издеваясь надо мной – не спешит, продолжая сводить с ума своей лаской. Окружающий мир взрывается фейерверками, плывёт и тает, остаются лишь ощущения и звуки: биение его сердца, и наше хриплое дыхание… а потом, он словно сжалился, и… в общем, я перестала что-либо понимать, окончательно растворившись в феерии чувств.
Сколько длилось это безумие, не знаю, и возможно мы не успокоились бы и до утра, но во время очередной прелюдии, возвращая нас на грешную землю, ну или вернее поднебесный остров, в дверь тихонечко постучали. Оторвавшись от моих порядком припухших губ и слегка отдышавшись, Элифан подхватил сорванное когда-то с меня полотенце, повязал на бедра и пошёл открывать. Я же, набросив на себя покрывало, с недовольством взирала на дверь, желая узнать, кто посмел нас прервать.
Послышался скрежет, треск и раздавшийся следом грохот явно известили о том, что всё ещё пребывающий в состоянии повышенного возбуждения супруг явно не рассчитал силы, и теперь вход в спальню не закрывало уже ничего! А за дверью, несколько смущённо прижимая к груди малыша, стояла маркиза. И мне та-а-ак стыдно вдруг стало! Вмиг забыв о возмущении, я бросилась к ней, забрала тут же начавшего искать грудь карапуза и, опустив стыдливо глаза, убралась обратно в комнату.
Элифан же наоборот куда-то пропал. Да мне было и не до него. В тот миг, когда детские губки коснулись груди, окружающий мир померк в ощущении абсолютного счастья. Насытившись, кроха тут же обернулся забавным котёнком. Кстати, вторая ипостась моего сына росла не по дням, а по часам. Ведь крохе от роду-то считанные часы, а он уже лупает умильными голубыми глазками. И топает уже вполне уверенно.
Вот уж спрыгнул… ну, спрыгнул – это, конечно, гордо звучит, скорее скатился с моих рук на кровать, в момент падения смешно раскрывал крылышки, словно пытаясь взлететь. Прошлёпал к сбившимся в кучу подушкам, свернулся клубочком и тут же засопел. А я залюбовалась этим чудом природы. Он казался самим совершенством. И кстати, шубка-то у него явно от меня – дымчатого оттенка.
