Хотя женщину уже разрывало от информации. А лучшей кандидатуры, чем Валентин, за отсутствием Розы уж точно сегодня не предвиделось.
– А ты веришь в судьбу? – свой «заход на тему» Анюта начала слишком издалека. Валя поморщился и чуть истошно, с нервными интонационными переливами уточнил:
– Если развить эту мысль, что ты имеешь в виду?
Тут Аня и вывалила события прошлой ночи. Естественно, она говорила «не о себе», а о хорошей знакомой, которая и не знает, что со всем этим делать.
Валя стал мазать кисточкой Анютины прядки чуть медленнее и периодически маковкой кисточкиной ручки почесывал кончик своего носа – думал. Впрочем, их мысли про ситуацию были схожи:
– Что у нее, твоей подруги, есть, чтобы предъявить? Пиратская, явно какая-то шпионская суперпрограмма, за которую могут серьезно привлечь? Лет на десять строгого режима среди комаров и падших женщин? И пока никаких реальных доказательств угрозы жизни?
Да ее скорее в клинику неврозов положат, чем спасут! Правда, есть у меня один полковник МЧС19 – заказывает у меня стрижку под классический «полубокс»20 строго по пятницам через каждые семь недель. Вот его можно в это посвятить – выглядит он очень внушительно.
Было очевидно, что советы Валентина отдавали некоторой наивностью, присущей эстетствующим особам. Зато прекрасно способствовали душевной разрядке.
Перейдя в цепкие руки маникюрши Галины из Адлера, Анна потихоньку смогла полностью снять с себя проклятие последних дней.
Галя рассказывала про своего совсем молоденького, но уже сильно усатого сожителя, и обе леди почти хором смеялись над этим чудаковатым мужским миром, который никак не уживется с их собственной женской вселенной.
Тема парадоксальности мужчин неуловимо перетекла на более адекватных существ. Счастливая обладательница даксхунд21-таксы Виконтессы, благородных, черно-коричневых оттенков, Анна с удовольствием подхватила инициативу.
Ее неугомонная охотница была счастливым источником сюжетов для бесконечных новелл и анекдотов.
Маникюрша Галина, бывшая серьезная собачница, не имеющая сейчас возможности содержать пса в съемной московской «однушке», лишь молча уступала активные позиции клиентке и завистливо вздыхала.
За приятными процедурами незаметно завечерело. Поначалу не то чтобы солнце скрылось, да только длиннющие полутени уже легли на неопрятные от автомобильной копоти бока жилых зданий.
Потом легионы зеркал заднего вида тоскливо и странно зажглись отражением багреющего светила и стали вглядываться в глаза каждого московского водителя.
Вскоре и сумерки по капле наливались темнотой. И она опускалась медленно, как театральный занавес. И в контрасте со вспыхнувшими под уличными фонарями участками казалась вовсе чернильной.
Ане стало жутко. Как после дружеской пирушки наступало утро похмельной расплаты, так и теперь Анюта пыталась любым способом отогнать невероятную дрожь, сменившую, казалось бы, навсегда вернувшуюся уверенность в душевных силах.
И в этом состоянии нужно было хоть как-то добраться до дома. Собрать волю в кулак и… как из тепла в ледяную стужу выйти из безопасного салона наружу.
Впрочем, на машине домчала до дома быстро. Огляделась и даже обрадовалась – у входа в подъезд этаким талисманом сидела неизменная Юлия Модестовна. Сколько ей было лет – этого никто не знал. Она явно пережила всех свидетелей своего босоногого детства еще в прошлом веке.
