Прежде чем сдохнуть - страница 13

Опять захотелось плакать, и я быстро выпила свой виски. Ната тоже опрокинула свой стаканчик. Виски взбодрил.

– Петя у тебя желанный ребенок?

– Планированный, – после некоторой заминки ответила я.

– Много планированных, да мало желанных, – покачала головой Ната. – И это многое объясняет.

– А чего это Танькина девица у тебя рыдала сегодня? – сменила я тему.

– Ну, у нее же с моим Олегом роман, а он ее обижает. Жаловаться приходила.

– Да?! – искренне удивилась я. – Надо же, какое совпадение! У твоего Олега роман с Танькиной Катькой, и вы с Татьяной оказались в одном пансионе!

– Чего же тут удивительного? Они тут и познакомились. Олег приезжал навещать меня, а Катя – Татьяну, – Ната посмотрела на меня, как на несмышленыша.

– А, ну да, – сообразила я. – И давно это у них роман? Так вы с Танькой породниться надумали?

– Думаю, они расстанутся, – уверенно произнесла Ната. – Слишком уж они похожи. Людям, чтобы держаться вместе, надо быть разными. И сегодня я ее к такому исходу готовила…

Мы еще немного выпили и помолчали. Я прилегла и сама не заметила, как уснула.

***

С похмелья я чуть было не проспала завтрак. Хотя сегодня к утренней овсянке проснулся бы даже мертвый – пансион оглашали завывания. Я выскочила с помятой рожей в коридор и добежала до холла, куда подавали завтрак, чтобы понять, кто орет.

В кресле, заламывая руки, сидела Аллочка Максимова и картинно убивалась.

– Что, кто-то, наконец, сказал ей, что ее романы – полное говно? – успокоившись, спросила я у седой лесбиянки Нины, к которой все жители нашего пансиона испытывали смешанные чувства. Ни женщины, ни мужчины не хотели принимать ее в свою компанию, и потому она держалась особняком. Впрочем, кажется, ее это не особенно напрягало. Она давно ушла в себя и не думала возвращаться.

– Нет, – ответила Нина, выводя какие-то каракули на своем листке. – Рафаэль Оганесян умер.

– Неудивительно, – успокоилась я. – Старику уже было глубоко за семьдесят.

– Но он был ее единственным мужем, – ответила Нина и посмотрела в сторону Леночки. Таким взглядом, как будто Леночка была единственной женой Нины и тоже собиралась помереть.

Все уже давно заметили, что наша лесби слишком уж интересуется бывшим медицинским работником Леночкой, особой демонстративно-правильной, что давало основания предполагать за нею бурную молодость и замысловатые грехи. Заметила атипичное Нинино внимание и сама Леночка и переживала по этому поводу много неловких моментов. Все с больным любопытством ждали, удастся ли Нине совратить всю такую правильную из себя Леночку к нездоровому сожительству.

При том, что никто не хотел тесно сближаться с Ниной, всех она занимала и о ней много судачили. Она всюду ходила с пачкой бумаги, нарезанной на клочки размером с ладонь, и постоянно что-то на этих листках писала. Из левого кармана джинсов она доставала чистые листки, а в правый складывала исписанные. По утрам у нее топорщилось левое полужопие, а по вечерам – правое. Никто точно не знал, чем она занималась до попадания в пансион. Ходили слухи, что она была копирайтером в каком-то крутом рекламном агентстве и придумывала слоганы. Мол, оттуда у нее и осталась привычка писать коротко. Наши мужчины все собирались как-нибудь проникнуть в комнату Нины, выкрасть у нее пачку этих листков и открыть, наконец, страшную тайну – что же она такое непрерывно пишет на своих огрызках?