Был, конечно, саботаж, как же ему не быть во время революции? Но основной причиной, как было всегда и везде, стали некомпетентность, амбициозность и жадность новых правителей. Каждый из них был человеком прошлой системы, а из гнилого семени не вырастает хорошего плода.
Один властный «дерибан» сменился другим, косметически подремонтированная система судебной и исполнительной власти, по сути, осталась нетронутой и творила то, что творила раньше, но для новых хозяев.
Савенко от революции не пострадали, но и ничего особенного не приобрели. Кроме прекрасных воспоминаний, естественно. Деньги, по-прежнему, зарабатывались. Чуть медленнее и чуть труднее, конечно, но все-таки. И жизнь стала дороже. И постоянная перетасовка во власти повлияла на размеры взяток не в сторону уменьшения, только давать их стало труднее. Дающему приходилось изображать лицом стыд и чувство национальной гордости, а берущему – заботу о государственных интересах и смущение. А так – все, как раньше – только веселее, так как во время передела собственности в стране всегда весело.
Новый 2006 год они встретили в Австрии, где их принимали приветливо и радушно. В пятизвездочном отеле в Целемзее было много украинцев, на их столиках в ресторане во время новогоднего ужина поставили желто-голубые и оранжевые флажки. Возрастную пару из Донецка, отдыхавшую здесь шестой год подряд, слегка перекосило от полноты чувств. Дети катались на лыжах, снег на склонах Альп был белоснежен и прекрасен!
А в самом конце мае, когда на Киев уже начинала наваливаться липкая летняя жара, на стоянке возле офиса на Красноармейской, к Савенко подошел сравнительно молодой человек в дорогом льняном костюме цвета «капля крови в молоке» и ставшей вновь модной, яркой рубашке «апаш».
– Господин Савенко? – спросил он дружелюбно.
– Чем обязан? – сказал Сергей, открывая дверцу своей новенькой «Ауди».
– Очень хочу познакомиться, – с располагающей улыбкой произнес стильно одетый незнакомец. – И, вообще, мне кажется, что я вас где-то встречал!
– Киев, город маленький! – отрезал Савенко, и сел в машину, не собираясь продолжать разговор.
Странный тип! На «голубого» не похож, а так – кто их разберет!
Незнакомец остановился у водительской двери и прижал к стеклу две фотографии. На одной из них был изображен господин Сафронов, году этак, славной памяти, девяносто втором. То есть – московского разлива. Фото было сделано длиннофокусным объективом превосходного качества: задний фон был размыт, но на втором плане угадывался «Белый дом».
А на второй фотографии был он нынешний, в обществе жены и детей, в Киевском зоопарке. Они гуляли там неделю назад. Оксанка выглядела молодой и счастливой, дети радостными, да и он смотрелся не на свои «за сорок», а много моложе.
– Вот, блядь! – сказал Савенко в слух, и нажал кнопку опускания стекла.
– Вы что-то сказали? – спросил незнакомец участливо.
– Я сказал «вот, блядь!» – повторил Сергей и, посмотрев на холенное, гладко выбритое лицо человека, показавшего ему фотографии, выговорил с плохо скрываемой брезгливостью. – А я уж заждался, прямо! Садитесь в машину, жарко же.
Незнакомец дважды приглашать себя не заставил и мгновенно оказался на правом сидении, не снимая с лица совершенно неуместной улыбки.
– Алекс, – представился он, захлопнув дверь.
– Серж, – мрачно проговорил Савенко, но руки не подал.
– Отдаю должное вашему чувству юмора, – продолжил тот, кто назвал себя Алексом. – Я знаю, как вас зовут, Сергей Савельевич. И как вас звали раньше, Николай Алексеевич.
