Из тумана невнятных образов девочка как могла сложила огромные дома и каменные улицы. Она представила себя, лежащую в брюхе огромной машины, сделанной в виде кошки. «Ох, и темно же там без окон», – подумалось ей. Снова вспомнились разговоры о том, что в этих машинах – Шеллах, все люди жили совершенно без одежды. Вспомнились рассказы родителей, что из машин никто и никогда не выходил, а друзья общались между собой через какое-то устройство. И что в этом устройстве можно видеть всё, что ты захочешь. Таких же голых друзей, разные картинки, придуманные истории. Она представила себе, что лежит в бочке без тряпочек и подушечек, а к ней подходят и заглядывают разные люди: и знакомые, и незнакомые. Алька попробовала сфантазировать, что может запросто с ними разговаривать, но не смогла. Ей вдруг стало так приятно и так неуютно, что девочка сжалась и замерла, не понимая, бояться ей этих ощущений или радоваться им. Она тесно укуталась в одеяло и перекатилась на бок, лицом к двери. Подобные ощущения часто сопровождали её фантазии. Из-за них мечты о Городе становились и сладкими, и неловкими. Иногда она стеснялась их даже перед собой.
В коридоре послышался скрип входной двери. «Отец пришёл», – подумала Алька. Когда он входил в дом ночью, то всё делал очень тихо. В отличие от мамы. Та ночью гремела почём зря, но, стоило ей об этом сказать, всегда удивлялась и возмущалась.
– Дочь, ты спишь? – услышала девочка у двери шёпот отца.
– Нет, – громко прошептала она. Таиться в пустом доме было не от кого, но тишина казалась очень уж ранимой.
Прошло несколько секунд, и дверь открылась. За порогом стоял отец. В руках у него была кружка и дощечка с кольцами пастилы.
– Компот будешь? – спросил он шёпотом заговорщика.
– Мне же нельзя на ночь, – сказала Алька. – Мама ругаться будет.
– Мы ей не скажем, – ответил отец.
Он вошёл в спальню, поставил кружку и доску на пол рядом с кроватью. Сам вернулся на кухню и налил себе ещё. Когда он снова пришёл, то уселся прямо на пол, на овечью шкурку. Облокотился спиной о кровать.
– Ну и лохматый же ты, – сказала Алька и пригладила отцу всклокоченные волосы. Подвинь это, – попросила девочка, имея в виду принесённые угощения.
Отец отодвинул кружку и дощечку в сторону. Алька укуталась в одеяло и спустилась на пол. Уселась рядом с ним. Девочка высвободила руку, дотянулась до кружки и отхлебнула тёплого компота.
– Быстрей бы уже свежая ягода началась, – буркнула она.
– Ты чего не спишь-то? – спросил отец. Он перекинул руку ей на спину и притянул к себе.
– Всё равно сейчас придут, греметь начнут, – ответила девочка. – Пап, а почему ты никогда летать не ходишь? Это же классно.
– Тебе же не нравится, когда мы с мамой ругаемся?
– Обязательно после этого надо ругаться? – удивилась Алька. – Ты сам виноват. Мама говорит, что ты только и ждёшь, чтобы из дома улизнуть?
– Шутит. У нас традиция такая – после полётов ругаться.
– Ну да? Шутит? – усмехнулась Алька. – И про какую-то Сашу шутит?
– Где ты это услышала?
– Не помню уже, – слукавила девочка. – Слышала.
– Тебе показалось, – ответил Игорь. Он прижал её к себе и потрепал по голове.
– Ага, показалось, – ответила Алька и чуть отстранилась. – Мама, знаешь, как плакала, когда с тётей Ланой разговаривала. Говорила, что раньше, когда ты тоже к костру ходил, стоило ей оставить тебя одного, и ты уже куда-то ф-и-ить, – Алька неумело свистнула. – Все с жёнами и с друзьями, а за тобой присмотр нужен.
