– Что вы эт-то делаете?!
Они оба вздрогнули от неожиданного крика. И увидели того мужчину, прыгающего назад со своими свертками. Кондукторша расплющила на стекле лицо, потом махнула водителю – мол, уже набрался! Трамвай взвизгнул на повороте…
– …Я эт-то вас спрашиваю, вам что – места на земле нету?
И отдышался:
– Идем! За мной…
– Вы не имеете… – Валька просунула руку юноше под локоть.
– Имею… Идем же, может, успеем.
И заторопился, оглядываясь и бурча, впереди них…Дом стоял здесь же, невдалеке, они поднялись следом на второй этаж.
– …Оправдываться некогда и не к чему. Как есть, тому быть, малы еще осуждать… Лучше все равно теперь не найти, – словно не человек сказал, а дверь скрипнула, открываясь.
Юноша и девушка стояли на пороге, а из комнат по-прежнему скрипел голос, который почему-то завораживал и подчинял их себе.
– Раздевайтесь… а-а, черт… зеркало потом… стул на кухне… проходите же, еще и уговаривай! – хлопнула пробка и включенный приемник отозвался перезвоном курантов.
– Еще минута: выпьем за старый, как положено… будь он неладен…
– А теперь за Новый, уж всем сестрам по серьгам пусть будет… нового счастья желать не буду – это берегите. Пей девочка, до дна пей… от тебя это счастье больше зависит… Хрупкое оно – счастье-то мужское, не с морем бы ему вязаться…
– А теперь – похозяйничаем!
Они могли отдышаться и оглядеться. Их неожиданный хозяин казался бы полным, если бы не вытянутое лицо с твердыми глазами под пепельными бровями. Брови почти не выделялись на немного отечном бледном лице, по которому трудно было определить возраст, но молодые гости жили в том своем времени, когда люди в сорок кажутся уже почти стариками. Новый китель с несколькими шевронами и петлей на рукаве казался на мужчине затасканным, и по лацкану ползла дорожка из пепла. И вся квартира была пепельной: валялись книги, которых давно не брали в руки, на сером пианино громоздилось несколько запыленных чемоданов, а на письменном столе засох цветок. И везде пепел, он каким-то путем попал даже в плоскую и, наверное, красивую люстру…
Пока хозяин закуривал новую сигарету, а потом, вспомнив, открывал форточку, девушка толкнула друга, показала глазами. Юноша тоже увидел на приемнике среди того же пепла – обручальное кольцо.
– Золотое… – сказал он шепотом.
– Брошено, – шепнула Валька и обвела взглядом комнату.
– Лежит просто, – одними губами сказал Валюша, его встревожил ее поспешный вывод, в голосе девушки слышалась тревога.
– Бро-ошено… – зашептала огорченно Валька и выпрямилась.
– Осмотрелись? Знакомиться принято… лучше позже, чем… – голос по-прежнему скрипуч и равнодушен, но рука у локтя Валюши – добрая.
– Валю…лентин!
– Тебя, забияка?
– Валь… Валентина!
– Ха-ха-ха… ха-кха-хо… Ну, сюрпризы – как знааменье… Ха-ох-хо!
Беспечный и громкий хохот так не вязался с настроением этого человека и с самой комнатой, что Валька, как тогда на остановке, ухватилась за рукав юноши и совсем по-бабьи прикрыла рот ладошкой. А хохот, освобождаясь, рвал прокуренный серый воздух, колебал холодный поток, текущий от распахнутой форточки.
– Ах-ха… вот ок-казия, братки, во-от смех-ху! – не мог остановиться хозяин, – одни Вальки… нет, кто поверит… Ух… Одни Вальки собрались!
И теперь уже хохоча втроем и удивляясь совпадению, принялись они хлопотать по квартире, сталкиваясь, мешая друг другу и смеясь оттого еще пуще.
И Валька выгнала мужчин на лестницу: «Ровно десять минут курить… не меньше, но не больше!»
