– Почему Челюскинец?
– Челюскинцы? Они же ломом подпоясанные. Это бывшие военнослужащие, по разным статьям попавшие на зону: за невыполнение приказа, за оставление позиций, кому-то шили мародерство – забрал сало и горилку у хуторянина, вот и получи свой срок. Но все эти люди, прошедшие войну, попав в лагерь, они решительно не принимали воровские понятия и порядки. Резали их нещадно, но и они, правда, в долгу не оставались. Силы были не равны, конечно. Бывших военных осталось немного, а те, кто выжил, притихли. Однако не Костя Кандейкин. Он, конечно, не один такой, но было их мало, и называли их «челюскинцами на льдине», как тех, что зимовали в Арктике, пока их самолетами не вывезли. Костю не трогали, вероятно, из-за его отваги, силы и честности. Но просидел он, как ты можешь догадаться, не положенные восемь лет, а восемнадцать. Летом шестьдесят второго ехал на поезде в родной Ленинград, где у него никого после блокады не осталось. Люди вокруг радостные, обсуждают решение двадцать второго съезда, на котором Хрущев пообещал всем построить через двадцать лет коммунизм. Короче, отправился Кандейкин в тамбур покурить, а войти не может. Смотрит, урки дверь подперли и пытаются обесчестить девочку молоденькую, та сопротивляется, но… Костя дверь вышиб и расшвырял всех четверых. Те за ножи схватились, полоснули его несколько раз, пока он их с поезда не сбросил.
Девушка оказалась тоже уроженкой Ленинграда. Ее мама беременной отправилась в эвакуацию на Урал. Но мама потом умерла, а девушка окончила школу и направлялась не в чужой для себя город, чтобы поступить в медицинский. Вместе с Кандейкиным она ехала недолго – суток не прошло, как пришел наряд и забрал Костю. Как выяснилось, из четверых выжил один, он и показал, что на него и его друзей в поезде напал уголовник. Потом был суд, и только показания той девушки спасли Кандейкина от высшей меры. Но восемь лет он все же получил. Там еще и адвокат здорово помог. Тот и сам был фронтовиком, затребовал документы из армейского архива и обомлел от того, как герой не за что восемнадцать лет отмантулил.
– Так еще восемь лет все-таки дали?
– А куда деваться? Закон суров, но это закон.
– Дура лекс, сед лекс, – вспомнила латынь Бережная.
– Именно так, – согласился Андрей Андреевич, – однако на этом наша история не заканчивается. Отправили Константина Ивановича в Восточный Казахстан в лагерь при каких-то рудниках, а девушка следом за ним. Обосновалась в поселке неподалеку, устроилась фельдшером, поступила в медучилище и ждала. А потом уж они вместе вернулись в Ленинград. Ее родной дядя оказался жив и пустил их к себе, потому что был больным и одиноким. Девушка поступила в медицинский, о чем мечтала долгие годы. Кандейкин отправился работать на вокзал. Поженились они, разумеется. Вскоре дяди не стало, зато у Кандейкиных родился ребенок.
– Девочка, – подсказала Бережная.
– Кажется. Константин Иванович вроде как завязал со своим прошлым. Но мы-то знали, что авторитетный вор на стуле ровно греться не будет. Ему или общак доверят, или в третейские судьи потянут, зная его кристальную честность. Но не было на него ничего. По крайней мере, осведомители об этом ничего не знали. А потом его жену, которая работала участковым врачом, зарезали в подъезде дома, куда она спешила по вызову. Забрали мелочь из сумочки, сережки из ушей.
– Ужас! – не выдержала Бережная.
