Бодровский не отпускал от себя Святого ни на шаг. Под разными благовидными предлогами он старался держать его рядом и в конце концов заявил мистеру Стерлингу, что готов внести в контракт отдельную строку, предусматривающую выплату приличной суммы гиду-переводчику.
Про себя Святой решил вложить весь заработок до копейки в кассу фирмы своего ангела-хранителя, сентиментального Дэвида Стерлинга, приютившего изгнанника.
Постепенно Святой как бы притерся к богатой супружеской паре. Их развлечения были однообразны и скучны, но временами забавны. Ольга Григорьевна, казавшаяся простушкой, на которую пролился золотой дождь, могла отчубучить хохму похлестче любого юмориста. Причем не благодаря таланту смешить, а из-за дремучей необразованности. Узнав от Святого, что император Нерон обожал гонять на квадригах – колесницах, запряженных четверкой скакунов, Бодровская, наморщив свой уникальный по длине нос, выдала:
– Четверка лошадей?! Неужели этот самый Нерон не мог купить приличную машину? Ну, пускай не «Мерседес», так хотя бы «Вольво». Катался бы сколько душе угодно. Не мучил бы бедных лошадок… И подушки безопасности в машине есть. Все надежнее.
Услышав тираду, Святой принял ее за плоскую шутку. Иначе отреагировал супруг. Бросив на жену испепеляющий взгляд, Платон Петрович прорычал:
– Держи рот на замке! Как была безмозглой наседкой, так и осталась!
У Святого сложилось впечатление, что супруга магната была в общем-то женщиной доброй и простой, вовсе не светской львицей, привыкшей с детства купаться в роскоши. За долгие годы совместной жизни Ольга Григорьевна превратилась для мужа в предмет привычной обстановки.
– Любовницы должны быть молодыми, а жены пусть стареют вместе с нами, – так однажды выразился Платон Петрович, откровенничая под пляжным зонтиком.
Самый большой выигрыш от знакомства со Святым получил, как ни странно, мордастый телохранитель. Оклемавшийся Анатолий был отправлен во временный отпуск и исполнял лишь мелкие поручения. К Святому он относился с плохо замаскированным суеверным ужасом, старался обходить его стороной и не раздражать понапрасну.
Вскоре хорошо сложенный крепыш завел знакомства с длинноногими загорелыми красотками, которыми кишел пляж. Молодость переборола чувство долга. Уж больно хороши были блондинистые шведки с кожей медового цвета, раскованные немки, загорающие без верхней части купальника, и прочие представительницы прекрасного пола. Бодровский не мешал телохранителю ухлестывать за девушками, заменив глуповатого молодчика на немногословного надежного мужчину.
– Вы, Платон Петрович, классно людей к рукам прибираете! Вон и на мои плечи функции вашей сторожевой собаки переложили, – с долей истины в шутке сказал Святой после уличного инцидента.
Парнишка на мотороллере, вынырнув из подворотни, сорвал с плеча прогуливающейся по старому городу госпожи Бодровской сумочку из крокодиловой кожи стоимостью в полторы тысячи долларов. Лари, так называют на Апеннинах моторизованных разбойников, поддав газку, скрылся в узкой улочке. Потерявшая равновесие Ольга Григорьевна шлепнулась на мягкое место и зашлась в истерическом визге. Потеря была небольшой, полторы штуки не деньги для русского миллионера, но быть по-наглому обворованным крайне неприятно и для богача, и для нищего. Платон Петрович бросился поднимать жену, призывая зевак вызвать полицию. А Святой, досконально изучивший кружево улочек, тупичков, переходов старого города, скрылся под аркой средневекового домика и помчался прямо в противоположную сторону от направления, в котором унесся воришка на мотороллере.
