Глава третья. Бездомный миллионщик
К счастью, ничто не помешало Ивану Петровичу выспаться, и поэтому его знаменитый прием «открытка» сработал мгновенно, едва он вышел во двор, напоенный золотисто-зеленым светом чудесного июньского утра. Об этом спецприеме, не раз выручавшем детектива, стоит сказать подробнее. Вся повседневная жизнь человека как бы состоит из набора открыток: «я – в квартире», «я – на работе», «я – на остановке, в кругу друзей, на вечернике…» и так далее. Привычные пейзажи изучены до мелочей. Но стоит появится незнакомой детали, как сознание – наш бдительный сторожевой пес – сразу обратит на нее ваше внимание, и эта деталь бросится в глаза резко, выпукло, зримо, как окурок со следами губной помады на неубранном столе холостяка.
На открытке «Иван Петрович выходит из своего подъезда» никогда раньше не было двух хмырей в засаленных кепчонках, которые сидели на скамейке в глубине двора рядом с кирпичными развалинами старой прачечной. Народ подозрительный там бывал, но ближе к вечеру, да и весь знакомый за несколько лет, которые здесь жил детектив. Этих ребят, разливающих дешевое пиво «Окское» по пластиковым стаканчикам и азартно стучащих сухими воблами по дереву, Шмыга никогда не видел.
Он даже хотел поздороваться, проходя мимо, но подумал, что игра есть игра, и нарушать ее правила не стоит. Играют мальчики из «наружки» в конспирацию, пусть играют, в конце концов им за это деньги платят. Да он ни на минуту не сомневался в том, что Шивайло посадит ему «топтунов» на хвост, едва только выпустит из управления.
Однако, добравшись до здания института, где размещался салон «Мадам Фуше», заходить не стал, а набрал по сотовому номер своей приемной.
– Ай? Это вы, Иван Петрович! Что было вчера! – затараторила в трубку мадам. – Влетают, автоматами тычут, тряпки шерстяные на голову натянули, чтобы в глаза честным людям не смотреть, как ворюги принялись по ящикам рыскать, Зойку из ателье привели понятой… Ну, я им кэк врезала…
– Варвара Федоровна, ко мне должен был подойти молодой человек.
– Пришел, сидит напротив. Скромный очень, но балованный. От чая отказался, от кофе тоже, соку, говорит, мне фруктового, без консервантов. Где ж я на всех соком запасусь, когда нынче литр апельсинового за тридцать стоит…
– Передайте ему, – оборвал Шмыга скаредную мадам, тратившую офисные деньги на удобрения для любимых кактусов, —пусть перейдет проспект Ленина, свернет за почтамт. Я буду ждать его во дворе.
Виктор Валентинович с трудом разместился на низком бортике детской песочницы, прижимая к груди мамашин портфель с блестящими замочками. По его еще более опухшему лицу было видно, что последняя ночь далась ему труднее предыдущей.
– Вы верите в судьбу? – тревожно спросил он, переводя дыхание и оглядываясь на двух своих телохранителей, в тупом недоумении стоящих среди ползающих, бегающих, орущих малышей.
– Нет, – ответил детектив, кладя себе на колени папку и доставая чистые бланки договоров.
– Зря. Смерть мамы была, как говорится, предопределена.
– И кем? – насторожился Иван Петрович.
– Свыше. Могилку маме, оказывается, на Бугровском заранее выкопали. Приезжаем сегодня утром, заходим в администрацию кладбища, а там нас ждут с распростертыми объятиями. Так и сказали, ждем-с, приличное место, сухое, можно сразу ставить надгробие, какое пожелаете, по соседству лежат люди солидные, уважаемые, в городе известные…
