Самым главным было преодолеть потребность выплакаться, отдохнуть и, следуя их совету, поразмыслить. Не рекомендовалось вспоминать родственников и друзей. Не стоило себя ругать или жалеть. Когда-то в похожей ситуации притворявшийся перед похитителями мертвым дедок сторож перерезал на моих руках веревки. «А ведь в том подвале тебя собирались убивать, Полина, – сказала я себе вслух. – И ничего, жива. Делай что-нибудь, не тормози». Со мной эти сволочи просчитались. У меня был опыт, который я проклинала в иномарке, и, который теперь благословляла в неведомом закутке. «Опыт подопытного кролика, – с горечью подумала я. – Если выберусь отсюда, буду по ночам вызволять животных из вивариев. Посвящу этому остаток жизни. И плевать мне на научный прогресс, которому все эти крысы, кролики и собаки способствуют ценой своих жизней». Все-таки от мрачных переживаний, а особенно предчувствий, мозги сбиваются набекрень. Дальнейшие действия предпринимались мною исключительно ради возможности освобождения лабораторного зверья. Подозреваю, что пообещай я себе отомстить каждому проводящему эксперименты с живностью ученому, энергия удвоилась бы. Вечно мы мстим не тем, кто нас унизил, и не так, как хочется.
От своей целлофановой вуали я избавилась довольно быстро. Потерлась щекой о шершавые доски, неглубоко загнала в кожу пару заноз, но край пакета ко рту подтянула. Потом я старательно жевала эту мерзость, елозила физиономией по стене, снова жевала и елозила, пока мешок не преодолел преграду носа. У меня небольшой нос, но тогда он показался мне буратиньим. И еще одно мучило. Почему эта упаковка легко продирается углом картонной пачки, рыбьим плавником, да всем, что несешь в ней из магазина, а зубам не поддается? Почему?! На этих самых славно потрудившихся зубах скрипел песок, но я не могла отплеваться: несмотря на интенсивные жевательные упражнения, слюна не выделялась. От холодного воздуха лицо невыносимо защипало, и несколько минут я тихонечко поскуливала. Потом сообразила, что мне еще предстоит, и растерянно умолкла. Надо было сгибаться в три погибели и грызть веревку на щиколотках до победного. Мои челюсти протестующе заныли. Теоретически это было возможно, осуществимость на практике подлежала проверке, но я медлила, мысленно перечисляя последствия – стоматит, гастрит, ангина с бронхитом или вообще воспаление легких. «Подонки, – просипела я, – сколько же из-за вас еще придется вытерпеть. Хоть бы узел на ногах впереди завязали. Легче его зубами распутывать, чем перекусывать синтетический шнур». Я попробовала наклониться пониже, сидя на ящике. По запаху определила, что пол земляной. Учитывая неструганые доски стен и отсутствие окон, меня заперли в сарае-времянке. Но вряд ли эти сведения могли мне пригодиться, потому что у меня не получилось дотянуться до веревки. И, в какой позе удастся, я не представляла. Попробовать еще раз или сразу сползать на леденеющую влажную землю? Меня передернуло. Стоит покинуть ящик, и я уже никогда на него не заберусь со связанными руками и ногами.
Снаружи послышался шум. Кто-то взялся то ли за навесной замок, то ли за металлическую щеколду. «Идиотка, – выругала я себя, – похитители расследуют убийство Жени по горячим следам. Вряд ли они позволили себе отложить выбивание сведений из тебя, убогой, до рассвета. Бросили одну, дали время впасть в истерику в кромешной темноте и вернулись. Вероятно, посоветовались с боссом или обсудили между собой твой бред. А вдруг они решили, что ты не злокозненная, а просто сумасшедшая? Ты их не видела, ты им не опасна. И не поторопись ты стянуть пакет с башки, отделалась бы легким испугом. А теперь… Господи, ну случаются же на свете чудеса».
