«Вот тебе и на! Нашли не окатанное золото, а площадь бесперспективна. Почему же так сурово? Ну, хотя бы написали что-нибудь вроде того, что площадь проведённых работ требует доизучения или что-то в этом духе. Видать, этот Брукс был прямым мужиком, считал, что против фактов не попрёшь». – От прочитанного на душе у Закатова стало тоскливо. Захотелось захлопнуть тетрадь и больше к ней не возвращаться. Однако такое состояние продолжалось недолго: «Это мы ещё посмотрим: перспективна эта площадь или нет! Рано ставить крест. А находки Брукса – это очень серьёзная заявка на открытие! Несколько проб с золотом подряд на коротком отрезке долины реки! Это как раз то, что я ищу. Ничего подобного по всей территории ни у кого не было».
– Вот там и надо ставить поисковые работы, – в очередном разговоре с Фишкиным сказал Фёдор. В какой-то момент он хотел поведать о своих переживаниях по поводу проб Брукса, но подумал, что его личные мысли и предчувствия не имеют отношения к делу. – Этот участок попадает в северную часть структуры. Правда, с породами пока также непонятно.
– Ну что ж, работай, – махнул тот рукой. – Только надо побыстрей заканчивать проект. Время поджимает, Федотов уже дважды справлялся, сказал, чтобы ты поторопился.
Все сроки, отпущенные на проект, уже давно прошли, и главного геолога стали беспокоить из геологоуправления. Однако, понимая всю сложность стоявшей перед Закатовым задачи, Федотов не давил, спуская всё на тормозах.
«Интересно, кто же такой этот Брукс? – в последнее время постоянно думал Фёдор. – Что за самородок такой, откуда взялся? Почему именно он нашёл эти мелкие золотинки, а не кто-то другой. Ведь после него на этой площади прошли среднемасштабные поиски, при которых отобрали и проанализировали проб намного больше него. И ведь никто ничего не определил, в пробах даже нет «следов» золота. Самое невероятное, что шлихи отбирали в тех же местах. Шеелит нашли, а золота не видели. Просто заколдованный круг какой-то! Можно подумать, будто нечистая сила так его спрятала, чтобы никогда не открыли. Ну не мог же Брукс, в конце концов, просто так вынести эти пробы на карту. Так сказать, приписать. Нет, это исключено, – твёрдо решил Фёдор. – Раньше такое не пришло бы даже в голову – тогда всё делали на совесть».
Когда Иван очнулся, день клонился к закату и заметно похолодало.
«Сколько же я пробыл в забытьи? – подумал он, растирая закоченевшие руки. – Может, час, а может, два».
Рядом, будто предупреждая об опасности, тревожно шумела река. Пересилив себя, Иван пошёл за дровами, разжёг костер. Дым поплыл над берегом, опустился к воде. Вырвавшееся пламя обдало жаром, жизнь возвращалась в его тело. Теперь жизнь требовалось вдохнуть в тела своих товарищей. Вскипятив чай и попоив раненых, он отправился рыбачить. Когда он набирал воду, увидел стайку хариусов, стоявших на струе, и понял – это спасение. Рыбалка была его страстью, пришедшей из детства. Ещё будучи подростком, он ловил рыбу в небольших горных речушках, потом в могучих сибирских реках и вот теперь оказался на одном из многочисленных притоков Алдана – реке Бурхале, спускавшейся с высоких гор.
Вырезав длинное удилище, Иван привязал к нему леску с крючком. Крючок закрыл клоком курчавых волос, отрезанных ножом из интимного места, и обмотал их яркой ниткой. Спрятавшись за камнем, он сделал заброс. Мушку понесло по течению, запрыгав на струе, она скатилась в тихую заводь. Тотчас последовала атака, и он выдернул извивавшегося хариуса. Крупная рыба упала на гальку. Схватив хариуса, Иван быстро снял с крючка. Тугое сильное тело рыбы забилось в его руках. Развивающийся спинной плавник хариуса казался сказочно красивым и чуть не доставал хвостового плавника, по всему телу были разбросаны бурые пятнышки. Положив рыбу на гальку, Иван сделал очередной заброс, и снова удача. К его удивлению, хариус ловился не хуже, чем летом, и выглядел даже жирней. Когда все поднялись, их ждал сюрприз: возле огня томился полный котелок ухи. От костра исходило тепло, трещали дрова, вверх летели искры.
