Сашенька поджала губу и назвала первое, что пришло на ум:
– Яйца пашот, телятина под брусничным соусом, а на десерт миндальный торт.
– Ежели пашота желаете, яйца надо наисвежайшие. Из-под куры. Где я их возьму? Пост, разносчики яиц не носят. На базар надобно, а некому!
Сашенька сосчитала до десяти, чтобы не взорваться. Так учил ее дядя…
Дядя! В миру был Андрей Игнатьевич Стрельцов, а ныне отец Мефодий. Вот кто поможет!
Зажав в пальцах карандаш, она победоносно прошлась по комнате, тихонько напевая любимую увертюру к «Травиате».
Поймав извозчика, Сашенька поехала на Большую Пушкарскую.
Знала, что застать дядю непросто, но готова была ждать, сколько придется. Кто, как не он, знал ответ на взволновавший ее вопрос!
Редки в России купеческие династии, большинство их во втором колене прерываются, лишь старообрядцы по суровости веры за семейное дело крепко держатся. Причина проста: основатели торговых домов, пройдя путь с низов, копейкой дорожат и ухарство свое в узде держат, зато их сыновья, с детства огражденные от лишений, тяжкий труд зарабатывания предпочитают более легкому – мотовству. Родительские капиталы кажутся бесконечными, науку коммерции постигают дети из-под палки, еще при жизни родителя успевают наделать долгов, а уж после его смерти быстро проматывают состояние.
Такая участь, без сомнения, постигла бы и Стрельцовых. Старший сын Игната Спиридоныча Андрей натуру имел творческую, к сидению за счетами и гроссбухом непригодную. Перепробовал многое: рисовал, учился в Университете на физическом, пописывал романы – все давалось ему легко, потому к каждому из занятий быстро остывал. Кроме одного: кутежа. С Андреем во главе дом Стрельцовых быстро бы загнулся. Однако отец Сашеньки, Илья Игнатьевич, вышел копией деда – хватким, оборотистым, цепким коммерсантом, только более образованным: с отличием закончил гимназию, а потом пять лет учился торговым премудростям в дружественных компаниях в Лондоне и Амстердаме. Потому дело перешло к нему, а старший брат Андрей получил лишь небольшую долю деньгами, которую тотчас пустил по ветру. Через пару лет он и вовсе опустился на самое дно, уже и не чаяли, что всплывет, но вдруг в один прекрасный день явился к брату трезвым и в монашеской рясе. Бывший нигилист и атеист, чудом выкарабкавшийся из запоя, дал зарок посвятить себя Богу.
Как всякий внезапно просветленный, за служение принялся рьяно. Ездил в Киево-Печерскую лавру к особо почитаемому старцу за благословением удалиться в скит и наложить на себя схиму. Старец оказался мудр и в подобном рвении отказал, повелев новоиспеченному Мефодию, как человеку образованному, поступить в Сергиевопосадскую семинарию и стать священником. После окончания семинарии определили Стрельцова в Петербургскую епархию, и вот уже десять лет служил он в церкви Апостола Матфея, что на Большой Пушкарской[12].
Исповедовал Мефодий строго, проповедовал часами, потому имел как почитателей, так и хулителей. Сам вызвался окормлять заключенных в Съезжем доме. Ходили слухи, что сила его веры и дар убеждения столь велики, что после беседы с ним даже закоренелые преступники сознаются в злодеяниях.
«Если Антипа Муравкина вразумил некий отец Мефодий, то это наверняка дядя Андрей!» – решила Сашенька.
Именно эта мысль вчера вечером посетила и Дмитрия Даниловича, он даже пытался намекнуть жене, но она из-за дурацкой петельки не услышала!
