Приключение собаки - страница 8

, широкие могучие плечи и богатырская грудь невольно вызывали восклицание: «Какой красивый матрос!» Но – увы! – это казалось лишь до тех пор, пока Джемми сидел; стоило же только ему встать на ноги, – и вы невольно воскликнули бы: «Какой урод!» Дело не в том, что природа не доделала того, что начала так хорошо. Этот красивый торс с красивой головой был посажен на коротенькие кривые ножки, – и богатырь превращался в безобразного карлика. Но эта уродливость тела ничуть не вредила его физической силе, и весьма немногие решились бы вступить с ним в борьбу.

Джемми Декс был прекрасный моряк, сердечный и чувствительный человек, большой весельчак, балагур и шутник, записной скрипач и песенник, словом, любимец команды, без которого веселье – не веселье, и пирушка – не пирушка. Джемми был человек женатый, и если его природа обидела ростом, то он с лихвой вознаградил себя в этом отношении в жене, выбрав чуть ли не самую рослую женщину во всей Англии. Что касается ее красоты, то в этом отношении жена его не могла похвастать, но с того уровня, с которого на нее взирал ее супруг, она могла казаться даже красивой, если принять в соображение эффекты перспективы. Супруге своей Джемми также казался верхом совершенства, и она безумно ревновала его, совершено не замечая его физического недостатка, с которым, очевидно, вполне свыклась.

Таков был Джемми Декс[9], общий любимец, который, сидя теперь в кругу своих товарищей с своей неразлучной скрипкой в руках или, вернее, между ног, так как он играл на ней, как на контрабасе, время от времени побрякивал струнами, как бы аккомпанируя беседе. Это делалось для того, чтобы лейтенант Ванслиперкен думал, что его команда собралась повеселиться и побалагурить.

Двое или трое из матросов неотступно наблюдали за задней частью судна, чтобы успеть заметить вовремя появление капрала ван-Спиттера или одного из его людей, так как хотя капрал и не мог проскользнуть незаметно в компанию благодаря своим гигантским размерам, но он был всем известен своею привычкой подслушивать и все доносить командиру и потому его надо было всегда остерегаться.

– Несомненно одно, что собака – не офицер! – сказал Кобль.

– Нет, не офицер! – подтвердил Дик Шорт.

– Она не числится в судовой книге или записи, следовательно, я не вижу, как это может быть названо бунтом или заговором!

– Никак не может! – решил Шорт.

– Мейн Гот… Да, это не собака, это тифель[10]! – заметил Янсен. – И никто не знает, как эта погань попала на куттер!

– Об этом рассказывают диковинные вещи! – пробормотал себе под нос один из матросов.

– Этого беднягу вгонят в гроб, если так будет продолжаться! – сказал Джемми Декс, побрякивая струнами своей скрипки. – Командир до тех пор не угомонится, пока не выживет его души из его тощего тела! Бедняга, стоит только взглянуть на него теперь!

– Если не будет убита собака, то будет смерть Костлявому, это верно! – решил Кобль. – И я, право, не вижу, почему нам предпочитать жизнь этого паршивого пса человеческой жизни! Что вы на это скажете, ребята?

– Давайте повесим ее теперь же!

Опять забренчали струны.

– Нет! – проговорил Шорт.

Янсен достал из-за пояса нож и жестом показал, как бы он перерезал горло собаке.

– Нет! – сказал Шорт.

– Выбросим ее просто за борт ночью! – предложил кто-то из матросов.

– Да, а как ты ее вытащишь из каюты ночью-то? Нет брат, уж если прикончить эту гадину, так только днем!