Приключения Хоши - страница 15

А тут… тут нас как будто накрыла мягкая шерстяная волна. Мне сразу же вспомнилось мое такое еще недавнее и такое далекое уже детство. Вспомнилось, как я ложилась на мамин нежный животик, закрывала глаза, чтобы вздремнуть, чувствовала прикосновение нежных маминых лапок, слышала мамино мурчание. И плыла, плыла куда-то в неведомую даль.

Вот и сейчас теплая шерстяная волна обхватила нас с Шером, плавно приподняла с земли и понесла куда-то наверх, в небесно-облачный, неизвестный и загадочный мир.

– Что это? – удивленно спросила я. – Это не похоже на то, что я слышала до сих пор.

– Люди называют это музыкой, – отвечал мне Шер.

– Му-зы-ка? Мне приходилось слышать это слово. Но я была уверена, что то, что мы слышим с тобой в Городе каждый день – шум, рев, свист и завыванье, – это и есть самая настоящая музыка! А оказывается, вот она какая… та самая музыка.

Через открытые окна большого двухэтажного дома с длинным крыльцом и массивными круглыми колоннами на нас продолжал струиться водопад причудливых разнообразных мелодий.

– Ты знаешь, а я, кажется, догадываюсь, что это за дом, – сказал Шер. – Есть дома муравьиные, мышиные, кошачьи, человеческие, а этот – музыкантский. Тут одни музыканты живут! Ну, это те, кто эти мелодии на разных приспособлениях с утра до вечера, а может, и ночью и играет. Их наверняка специально всех в одном месте поселили, чтобы им тренироваться удобней было. Ведь чтоб научиться так красиво мелодии играть, много тренировок надо. У меня бы никогда так не получилось. Ну и чтоб другим не мешать тоже. Не все же музыку любят.

– Точно! Самый настоящий музыкантский дом! Слушай, а если нам снаружи так нравится, представляешь, как интересно внутри! Вот бы на этих самых музыкантов посмотреть! Мне кажется, они какие-то особенные, на остальных людей непохожи, раз способны такое вытворять.

– Может, у них три или четыре уха, и рук тоже побольше, с десяток-другой? – спросил Шер. – Ведь чем больше рук, тем играть, наверно, удобнее. А тремя ушами намного лучше слышно то, что играешь.

– Запросто. У Тима же две головы, так почему пяти рук быть не может.

– У Тима одна. У него тогда на голове шлем был надет, такая штука специальная, чтобы голову защищать.

– Да? Полезная вещица. А ты не знаешь, кошачьих шлемов, случаем, не бывает? Мне что-то тоже голову свою захотелось защитить от разных там нехороших людей.

– Не встречал. Интересно, а собачьи шлемы есть? У нас-то, у собак, недоброжелателей ведь тоже хватает!

– Может, проберемся внутрь этого музыкантского дома и сами все посмотрим? Разберемся, у кого там сколько рук, голов и ушей.

– Да кто ж нас туда пустит! Кто мы? Голодный пес и облезлая кошка. Кому мы там, да и где бы то ни было, нужны?

– Я не облезлая! Не обижай меня! Шерстка у меня красивая и гладкая. Я ее с утра до вечера вылизываю, чистоту навожу.

– Шучу-шучу.

– А может, попробуем влезть через окно? Нам с тобой не привыкать!

Недолго думая, мы подбежали к одному из открытых окон. Еще минута – и мы оба уже разлеглись на большом широком подоконнике и пристально смотрели на девочку с красным бантиком в сплетенных волосах. А девочка недоуменно оглядывала нас. На удивление, она оказалась самой обыкновенной, с двумя руками и двумя ушами, как и у остальных людей.

Она сидела на маленьком стульчике одна перед большим, черным, на маленьких колесиках ящиком несколько странной формы и беспрерывно стучала по нему пальцами. В ответ ящик издавал те самые удивительные звуки, которые и позвали нас сюда. Как и в самой девочке, в музыкантской комнате тоже не было ничего особенного, если не считать, конечно, большого черного ящика.