– Вот и молодец, – сказала Афра. – Только отвечать он на них не будет. Потому что он занимается тем, что рассказывает, а не тем, что отвечает.
– Правильно, – сказал царь. – Я запрещаю вопросы.
Все умолкли и стали слушать дальше. Несмотря на боль в горле и на усталость, Никтошка чувствовал себя счастливым. На земле, в Цветограде, его никто не замечал и у него не было друзей. А тут – с ним хотели дружить все. Царь пригласил гостя сыграть с ним после обеда в подводные шахматы. Дита сказала, что у нее есть еще целых шесть граммофонных пластинок с разными танцами и она хочет все эти танцы с Зефиром перетанцевать. С Афрой они договорились – как только стемнеет – пойти в ее обсерваторию смотреть на звезды: в Крабовидной туманности как раз вчера вспыхнула сверхновая звезда. Лягушка Полина приглашала к себе домой – ей не терпелось познакомить Зефира со своей семьей. Военный советник Раккарак звал в казармы, осматривать его образцовый креветочный гарнизон, экономический советник Баркап – в царскую сокровищницу, где хранилась самая крупная в северном полушарии жемчужина. Научный советник Угряп мечтал показать Зефиру новую холодильную установку, способную заморозить одиннадцать миллионов литров воды.
«У меня есть друзья», – думал Никтошка, и от этой мысли у него во рту или в горле, а может быть, где-то в животе, становилось тепло и сладко – слаще, чем от сахарных ракушек и коралловой пастилы. Никтошка всем им обещал – потанцевать, поиграть и посетить – и думал, как бы ему везде успеть и как бы кого-нибудь не разочаровать или не обидеть.
Но сейчас царь попросил никого к гостю не приставать, а внимательно слушать его рассказ о том, что делается на земле и на небе, потому что он, царь Нептун, будет потом задавать всем вопросы. Чтобы проверить, внимательно ли они слушали.
И Никтошка рассказывал. Он говорил долго: про шар, про коротышек, про Цветоград, про небо, про птиц, про леса и про деревья. Он сам себе удивлялся – как это он стал такой разговорчивый? Бывало, за целую неделю ни с кем и словом не перемолвится. Но Никтошке показалось, что не все понимают, о чем он говорит. Некоторые рыбки кивали – но не головами, как люди, а всем телом, наклоняя его вначале немного вверх, а потом немного вниз. Но при этом у них были такие круглые глаза, словно они не понимали вообще ничего. А полосатая лягушка зевала через каждое Никтошкино слово. При этом она так широко раскрывала свой розовый рот, что туда бы легко могли поместиться самовар с граммофоном и еще что-нибудь.
– А у нас есть рынок, – квакнула вдруг Полина, перебив Никтошку как раз в том месте, где он провалился через дыру в корзине.
– Да что же это такое? – возмутилась Афра, но Полина ее не стала слушать, а Дита сказала:
– А хотите, я вам его покажу?
– Но до рынка же два часа ехать, а он устал, тебе, что ли, непонятно?
– А я ему в зеркальце покажу!
– Афрочка, дай гостю немного отдохнуть, – сказал царь Нептун. – Ему, наверное, тяжело так долго говорить с непривычки.
– Почему? – спросила полосатая лягушка – не Полина, а другая.
– Потому что он привык говорить на воздухе, а в воде он не привык.
– А-а-а! Поняла… ну и что?
У Никтошки на самом деле уже болело горло. Говорить в воде непросто, с непривычки язык очень устает. Дита сплавала в другую комнату и вернулась оттуда с маленьким зеркальцем в золотой оправе. Оно было чуть больше ладони. «Так вот оно, волшебное зеркальце, – подумал Никтошка. – Значит, оно на самом деле существует». Он поднес зеркальце к глазам. Но в нем отражалось только его собственное лицо.
