– Да? Но неужто это так? Ну, дай-ка я попробую! Одну минутку? Только самую малость! Том, я бы тебе позволил, если бы ты был на моем месте! А, Том?
– Бен, я бы с удовольствием, честное индейское, но тётя Полли… Ну, вот посуди сам, Джим хотел это сделать, но она не позволила ему, Сид хотел, а она и Сида не подпустила к забору на пушечный выстрел! Разве ты не видишь, в каком я положении? Я поручу тебе красить забор и тут что-то случиться? А?
– О, чёрт, Том, я буду аккуратен, как никто! Ну, дай мне попробовать! Один разочек! Скажи «да» – и я дам тебе сердцевинку вот этого яблока!
– Ну, вот… опять… нет, Бен, не надо, я боюсь…
– Я дам тебе всё яблоко!
Том отдал кисть с неохотой на лице, но с ликованием в сердце. И пока покойный пароход «Большая Миссури» работал, пыхтел и потел на Солнце, неподалеку отставной художник сидел на бочке в благодатной тени, болтал ногами, хрустел яблоком и планировал совращение ещё нескольких невинных трудоголиков. Недостатка в человеческом материале не было, время от времени в его паучьи сети попадались мальчишки, они приходили посмеяться, но оставались белить. К тому времени, когда Бен вырубился от усталости, Том обменял страсть Билли Фишера красить на воздушного змея в прекрасном состоянии, а когда и тот выбился из сил, его место занял Джонни Миллер, купивший место у забора за дохлую крысу на длинном шнуре, чтобы удобно вертеть ею, и так далее, и тому подобное, и так далее час за часом. И когда наступил полдень, от того, чтобы было маленьким, бедным, нищим мальчиком утром, к полудню не осталось и следа – перед нами теперь был Том, буквально купавшийся в роскоши и обретшим невиданные богатства. Кроме всего остального, ему теперь принадлежало двенадцать алебастровых шариков, часть арфы, кусок синего бутылочного стекла, чтобы смотреть сквозь него на Солнце, катушка-пушка, ключ, который ничего не отпирал, кусок мела, стеклянная пробка графина, оловянный солдатик, пара живых головастиков, шесть печений, жалобный одноглазый котёнок, медная дверная ручка, собачий ошейник (но без собаки), ручка от ножа, четыре куска апельсиновой корки и ветхий античный оконный переплёт.
Всё это время Том приятно и весело проводил время в хорошей, сильно разросшейся компании соискателей, и о чудо, на заборе было целых три слоя побелки! Если бы у Тома не кончилась побелка, он бы разорил всех мальчишек в городе.
Из всего произошедшего Том сделал вывод, что этот мир в конце концов не так уж и плох. Сам того не ведая, он открыл великий закон человеческого бытия, а именно – для того, чтобы заставить любого делать нужное тебе, желательно сделать это труднодостижимым! Если бы он был рождён таким же великим и мудрым философом, как автор этой книги, то понял бы теперь, что работа – это то, что мы обязаны делать, но не хотим, а игра – то, что мы не обязаны делать, но желаем! И это помогло бы ему понять, почему ваять искусственные цветы или вращаь жернова на мельнице – это работа, в то время как сбивание кеглей или восхождение на Монблан – это всего лишь развлечение. В Англии есть богатые джентльмены, которые летом бесплатно правят четвёркой лошадей в омнибусе и проделывают по двадцать-тридцать миль в день, на жаре и в холоде, и это только потому, что эта привилегия стоит им немалых денег, но стоит только предложить им плату за эту работу, как они уволятся с такой службы со скандалом.
