Главным затруднением было прорезать жесткую кожу жирафа, которая почти так же толста, как и у носорога. Мы, однако, скоро сделали это с помощью наших топоров и через несколько минут дошли до стана, где Джан, услышав наши выстрелы, развел большой костер в ожидании дичи, которую мы принесем.
Пока нога слона жарилась, мы угощали себя мясом жирафа, которое утолило наш голод.
Всю ночь мы слышали страшные крики гиен и шакалов, которые собрались около трупов убитых животных. Говорят, что они не смеют дотронуться даже до мертвого льва, но когда мы утром пошли взглянуть, от обоих животных остались только кости.
Опять мы навьючили нашего быка и отправились к северу. Мы заметили, что бедный бык, несмотря на продолжительный отдых, похудел и казался в худшем состоянии, чем прежде.
– Его укусила цеце. Вы увидите, что бык издохнет! – воскликнул Джан.
Но бедное животное шло со своей тяжелой ношей, и мы надеялись, что Джан ошибается.
Наконец мы пришли к такой широкой реке, какой мы еще не видели по выходе из пустыни. Мы не сомневались, что эта река приведет нас к озеру, на берегах которого мы надеялись найти наших друзей. Как переехать ее, вот в чем состояло затруднение. Я предложил построить паром; тростник на берегу мог доставить нам обильный материал.
Недалеко был остров, покрытый деревьями, а на промежуточном пространстве было много тростника. Оставив Джана и быка на берегу, мы с дядей отправились на остров, думая, что там нам удобнее будет построить паром и спустить его, чем с твердой земли.
Попав в чащу тростника, мы чуть не задохнулись; до нас не доходило ни малейшего воздуха, и жар был такой удушливый, что мы чуть не лишились чувств. Но так как мы уже начали, то нам не хотелось бросить. Мы налегли на тростник и согнули его так, что могли на него встать. Он был смешан с зубчатой травой, которая разрезала нам руки, и все это было связано ползучими ветками с таким крепким стеблем, что мы не могли его разорвать.
Однако, пустив в дело наши топоры, мы успели пробраться до острова, но там, к нашему разочарованию, увидели, что находимся ярдов на тридцать от чистой воды, которая была наполнена большими массами папируса со стеблем вышиной в десять футов и полтора дюйма в диаметре. Папирус также был перепутан с вьюнками – до такой степени, что был совершенно непроходим.
Пока мы стояли на краю острова, звук человеческих голосов долетел до наших ушей, и мы увидели вдали несколько лодок, спускавшихся к ручью. В каждой сидели по три человека: двое гребли, а один стоял с большим гарпуном, привязанным к веревке, которую он держал в руке. Они гнались за какими-то большими темными существами, головы которых, высунувшись из воды, походили на громадных ломовых лошадей.
– Это бегемоты! – воскликнул дядя.
Вдруг гарпун полетел и воткнулся в спину одного из чудовищ, которое тотчас выпрыгнуло из воды и помчалось, таща за собой лодку с ужасной скоростью. Мы побежали по острову смотреть на лодку, пока она оставалась в виду, но она увлекалась с такой быстротой, что скоро исчезла. Однако мы увидели еще лодку, приближавшуюся к другому бегемоту, у которого не только одна голова, но и часть тела высовывалась из воды. Люди в лодке приближались к своей добыче, готовясь бросить свои копья или гарпуны в чудовище. Я мог видеть, как бегемот кинулся на лодку, схватил ее своими огромными челюстями и скомкал, точно она была бумажная.
