Но открыть окна в коридоре у них почему-то не получилось. Дергали и трясли каждую створку, но фрамуги стояли намертво.
– Вековой слой краски не позволяет впустить в храм науки свежий ветер, – пошутил Петр Евгеньевич.
Но Тимыч задумчиво возразил:
– Нет, мы в конце августа окна мыли. Все рамы легко открывались. Странно… Это очень странно.
На всякий случай они поднялись на второй этаж, потом на третий – ни одно окно не открывалось. Веньке казалось, что они в школе находятся уже целую вечность. Наступившая ночь давно должна была пройти. Но непроницаемая тьма за окнами не желала рассеиваться. Даже если это и грозовые тучи заволокли все небо, какой-то просвет должен появиться за это время. Или на худой конец зарницы сверкать…
Но создавалось такое впечатление, что школу поместили в большую коробку и плотно закрыли крышкой, так как тьма казалось очень уж неестественной. Но такого ведь на самом деле быть не может? И какое же тогда всему этому можно дать логическое объяснение?
Они снова спустились на первый этаж.
– Может стекло разбить? – вынес предложение Валентин Игоревич, – Потом скинемся, да вставим. Не всю же ночь сидеть тут взаперти? Или все-таки подождать до утра? Господа попаданцы, ваше мнение.
– Зачем до утра? – поддержал Тим Тимыч. Это меня никто не ждет, да я почти что дома. А мальчишек хватились, наверное. С собаками ищут, да не знают, что они в школу забрели. Добровольно-то после уроков кто в школу ходит, верно мыслю, а, школяры?
А Волков молча подошел к окошку, намотал на руку куртку и тихонько стукнул по стеклу. Оно не шелохнулось. Он стукнул сильнее. Результат тот же. Тогда физрук, прикрыв левой рукой лицо, со всей силы ударил правой по стеклу. Потом еще, и еще. И вот он уже бьет наотмашь, а стеклу, обычному, хрупкому оконному стеклу, хоть бы что… И дребезжащий звук, разрывая тишину, разнесся по пустому коридору. Только звук этот был странный – не стеклянный, а металлический, словно удары наносились по листу железа.
Веньке стало по-настоящему страшно.
Некоторое время все стояли молча, переваривая случившееся.
– М-даааа…– нарушил молчание Тимыч, – странная вещь, эти стекла. Иной раз от малейшего чиха разлетаются вдребезги! Сколько же я поменял их на своем веку. И сколько оправданий выслушал: «нечаянно», «слегка задел», «едва прикоснулся». Что же такое в этот раз случилось? Не стекло, а броня какая-то…
– Да, – задумчиво отозвался Валентин Игоревич, – и правда, как броня. Словно по металлическому листу долбил.
– Ладно, чего тут стоять, – продолжил он, – пойдемте куда-нибудь сядем, что ли… Кабинет какой открыть, или может в спортзале расположиться?
– Лучше уж ко мне, в кабинет истории, – отозвался Петр Евгеньевич, – я его, по-моему, и не закрывал.
Вся компания направилась в кабинет к историку. Шли, в полной темноте, подсвечивая себе телефонами. Но Валентин Игоревич предложил использовать какой-нибудь один телефон. Для экономии. А то, кто знает, сколько им придется сидеть в школьном заточении.
– У меня, кажется, свечки в кабинете есть, – сказал Петр Евгеньевич, – Купил по просьбе бабы Нюси, да так и не донес до дома.
Зашли в кабинет, ребята и Волков расположились за партами. Тимыч, как самый крупногабаритный, аккуратно примостился на подоконнике. Заодно дернул на всякий случай раму, а потом ударил по стеклу. Результат оставался прежним – окно не открывалось, а от удара стекло звенело с металлическим дребезжанием.
