Прикосновение к любви - страница 8
Ну да, а что ещё могли гонять здесь на допотопном магнитофоне, выдавливавшем звуки через хриплые колонки. Разве это музон? Вот у Саньки Курочкина, бывшего одноклассника Максима, родители недавно вернулись из Адис-Абебы, кажется, это Эфиопия. И привезли Саньке небольшой, прямоугольный, компактный магнитофон, облачённый к тому же, в красивый чёрный с дырочками защитный кожаный кожух с ремешочком. И кассеты там не такие огромные бобины, а прямоугольные, пластмассовые, лёгкие и маленькие. Машинка та носила надпись: “Panasonic”. Вот это аппарат! А какой музон! Санёк нажал на клавишу, и полилось что-то неземное. Он и сам не знал, что это, да и Макс никогда прежде ничего подобного не слышал ни на «Голубом огоньке», ни в «Утренней почте», ни в «Сопоте». Одно верно в этой песне: с любовью у Максима была полная невезуха, вроде и внешность нормальная, и язык подвешен, всегда в компании мог пару анекдотов не то что рассказать, а даже изобразить, но вот, поди ж ты, так и не сумел обзавестись подругой. Не считать же подругой очкастую худющую Ленку из его группы в техникуме, которая вечно находила предлог пообщаться с ним. Максим уже давно прекратил обращать внимание на насмешки со стороны соучеников. Ленке вечно нужно было что-то списать или объяснить, правда, взамен его объяснений и предоставленной тетради с конспектами Ленка щедро одаривала его разными домашними печеньями, которые, по её утверждению, она пекла сама. Как-то раз она даже притащила билеты на концерт. Максим нехотя согласился, хотя впоследствии нисколько не жалел, на сцене были прекрасные исполнительницы арфистки. Это было необычно для их уральского города. Максим с удовольствием погрузился в прекрасную музыку, правда, будь на месте Ленки кто-то другой, он получил бы большее наслаждение. Зато Ленка вся сверкала и светилась, разоделась так, что Максиму в его простенькой, но чистой одежде было немного не по себе. Но Ленка, казалось, не замечала ни его заношенных отцовских ботинок, ни полупальто, перешитого из бабушкиной шубы, со следами отпоротых пуговиц на женской стороне. Её в Максиме устраивало всё. Да и девчонка она была неплохая, добрая и отзывчивая, но не лежала у Максима душа к ней, хоть убей. На знакомство с кем-то в санатории он вообще не рассчитывал. Неужели сюда, в эту глушь, поедут поправлять здоровье настоящие красавицы, которые к тому же и не больны вовсе какой-нибудь язвой желудка, как сам Макс, а идеально здоровы и прибыли с одной единственной целью – стать идеальными ему подругами. Ладно, он отбудет это восемнадцатидневное заключение и уедет к себе, в Оренбург. Главное, немного подлечиться, а то уже достали эти голодные боли по ночам. Это ж надо было, прямо накануне шестнадцатилетия угодить в больницу и отваляться там три недели. Его уже с души воротило от протёртых больничных кашек, которыми потчевали всех язвенников. А эти болючие уколы всевозможных витаминов дважды в день. Хорошо хоть, что глотать таблетки он мог запросто, хоть горстями, хоть по одной.
Макс присел на лавочку, глядя на пяток сорокалетних старух, что-то изображающих из себя на танцплощадке. Ну куда они лезут со своими старомодными движениями? Сидели бы дома и не позорились. Внуков бы нянчили, чего в таком возрасте на танцплощадку переться? Ну всё, пошёл съём, подкатил к ним полулысый хрен лет сорока пяти, тоже из себя весь вихляется, словно его рак за одно место клешнёй прихватил. Они даже не понимают, как смешно выглядят. И эти тоже, разулыбались ему. Ну как же, единственный кавалер. И вот среди этих старпёров ему предстоит провести время?