Мне хотелось сделать еще один телефонный звонок. Посмотрев в улыбающееся милое личико Кристины, я попросила:
– Вы не могли бы на минутку выйти, Кристина?
Она моргнула большими голубыми глазами, глубоко вздохнула, встала, подобрала длинные юбки и молча вышла. Не знаю, обиделась ли она, по ней всегда было трудно сказать. Она улыбалась и улыбалась опять, глядя на все, что вытворяла перед ее глазами королева, и это заставляло меня задумываться на ее счет. Получала ли она удовольствие от таких зрелищ, или просто не знала, как еще реагировать?
После ее ухода со мной остались Дойл, Баринтус и Усна. Холод, Гален, Готорн и Адайр стояли за дверью, чтобы нам никто не помешал. Да и места в кабинете было не так много. Нам было бы неудобно. Всем присутствующим я доверяла, кроме Усны. Его я просто еще не знала толком.
– Усна, подожди нас в холле.
Он слегка улыбнулся, но спорить не стал. Правда, у двери помедлил.
– Ты не хочешь, чтобы я прислал кого-нибудь на замену?
Я прикинула и кивнула:
– Галена.
Он коротко поклонился, открыл дверь и позвал Галена. Гален вопросительно глянул на меня, когда дверь за ним закрылась.
– Я хочу позвонить Джиллету.
Гален покачал головой.
– Не думаю, что это хорошая мысль.
– Кто такой Джиллет? – спросил Баринтус.
– Один из федеральных агентов, расследовавших убийство принца Эссуса, – ответил Дойл.
– Не знаю, почему я удивлена, что ты это помнишь, но я удивлена, – сказала я.
Дойл посмотрел на меня – как всегда темный, замкнутый и непроницаемый.
– Джиллет был самым упорным из следователей-людей.
– Да, – согласилась я.
– Ты с ним общалась? – спросил Дойл.
– Скорее он со мной. Мне было семнадцать, и мне тогда казалось, что он едва ли не единственный, кто больше хочет раскрыть убийство моего отца, чем угодить королеве или своему начальству.
Дойл набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул.
– И Гален об этом знал?
– Да, – сказал Гален.
– И тебе не приходило в голову, что стоило бы рассказать капитану стражи, что принцесса сотрудничает с федеральным агентом?
– Мерри от этого становилось легче, а сразу после смерти Эссуса я сделал бы что угодно, лишь бы ей стало легче.
– А потом? – спросил Дойл.
– Они дважды в год обменивались открытками. Это все.
Дойл обратил ко мне темный взгляд. Я пожала плечами и тут же пожалела, потому что это было больно.
– Он посылал мне открытку на годовщину смерти отца. А я ему – на Йоль.
– И никто не заметил? – поднял брови Дойл.
– Королева мной не слишком интересовалась, а ты интересовался тем, чем тебе велела интересоваться королева. Вы все так поступали.
Он потер глаза руками.
– Рука сильно болит?
– Болит.
Он снова глубоко вздохнул.
– Тебе нужно отдохнуть, принцесса.
– Ты злишься не на меня и не на Галена, – сообразила я. – Ты зол на себя, что не знал об этом.
– Да, – сказал он с едва заметной злостью в голосе.
– Кому еще из стражей я могла доверять после смерти отца?
– А мне? – спросил Баринтус.
Я посмотрела на него – на лучшего, самого близкого друга отца.
– Ты был почти так же убит горем, как и я, Баринтус. Мне нужен был кто-то, разделяющий мою скорбь, но не поглощенный ею. Для меня таким человеком стал Гален. – Я потянулась к Галену, и он взял мою руку, словно это был самый естественный жест в мире.
– Если ты выйдешь замуж за того, к кому влечет тебя сердце, – обронил Дойл, – я боюсь за судьбу двора.
Я вгляделась в него, пытаясь прочитать мысли по непроницаемому лицу. А потом сжала руку Галена посильнее и притянула его к себе. Когда-то Дойл был бы прав. Когда-то в моем сердце царил только Гален и никто другой, но с тех пор я подросла достаточно, чтобы понимать, что значит связать со мной жизнь. Там, где я, – опасное место. Коварное и предательское.
