Многое Чехов переменил в т. ч. имена, чтобы «Дядя Ваня» стал меньше похож на «Лешего».
Не «Леший», а «Дядя Жорж».
«Сцены из деревенской жизни» или «Сцены из усадебной жизни», или «Радости усадебной жизни».
Или еще лучше «Дядя Егор»
«Дядя Жорж, Хрущов, Серебряков и др.»
О пользе смерти любимого, близкого человека!!!
1 акт – сад, терраса. Зябнут.
2 акт – окна, ночь. 2—3 комнаты одновременно. Откровения. Дезабилье.
3 акт – путаница: дом, сад, день, ночь. Дом-лес. Нелепица в лабиринте.
4 акт – дурман, мельница. Пруд. Сад. Солнце. Жара.
Шуман. Карнавал. Большой кусок между 2 и 3 актами – заполнить весь антракт.
Найти места во 2 акте – издалека, небольшими кусками.
«Карнавал» и деревенские шумы!!!
Войницкий – красный галстух, белый костюм, черное пальто. Ночная рубашка, шаль. Пенсне. Серый костюм. Егор Петрович никому не дает проходу, не дает жить «кое-как». Прямота, настырность, бескомпромиссность.
Четвертый акт. Все, что не получалось в присутствии дяди Жоржа, получилось после его самоубийства. Препятствие самоустранилось. Его потребность в «настоящем», в «подлинном» и есть препятствие для «кое-как», «как-нибудь». «Как-нибудь» – реально, «настоящее» – неуловимо.
«Кое-как» – компромисс. Ну, чуть-чуть приврал, ну, недоделал чуть-чуть, ну не выполнил…
Отчего не получается жизнь?
Как, в общем, нечисты наши отношения.
И как мы боимся близости – близких, честных крепких отношений.
Близость, честность, искренность мешают, без них проще, легче
Отказ! от близости у всех. (Из-за того, что нечисто)!
Приличные люди отказываются от близости из подозрения – подозревают сами себя в нечистоплотности.
Отказаться от близости – отказаться от жизни (прозябание).
Конфликт между «естественной близостью» и «возможной близостью». Или невозможность «подлинной близости»?
Страшная бездна близости, настоящей близости (какая она?). А если «как-нибудь», «кое-как» – то легко и приятно.
…ощущение естественной близости,
…ощущение возможной близости,
…ощущение фальшивой близости.
Из необходимости противостоять, выжить (получить, иметь, сохранить все и себя и жизнь в том числе), – объединяются в группы, в кучи. Богатые, чиновники, художники, бедные, маргиналы, юные, старые, святые – воюют друг с другом и между собой. Война, без надежды на победу, и без надежды на поражение, без надежды на перемирие, на передышку. Тотальная, перманентная, бесконечная война всех со всеми.
Посреди этой войны – островки любви, островки нормального бескорыстия. Хорошая погода и… невесть откуда – легкое настроение.
Будем прощать друг другу. Даже мелкие гадости, маленькие подлости.
Войны нет, есть – нелепое недоразумение, глупая чепуха и неряшливая недоделанность!
Или – скука! Что пострашнее. Мучительнее. «Если доживу до шестидесяти, то осталось тринадцать лет, – чем их заполнить?!»
В скуку врывается красота.
Волшебство и необъяснимость того, что все это есть! Все вместе – чудо, небо в алмазах, наблюдаемое из моря скуки.
Вальсирующая мебель на колесиках.
В 4 акте вальсирующая телега с мешками зерна или муки.
Мебельный вальс под пошловатую музыку – это «кое-как», компромисс с не вполне приличным, не вполне порядочным… «кое-как» и «все в порядке».
От звуков Карнавала мебель замирает, перестает двигаться. Шуман – это моменты искренности. Правды, в том числе и грубой, и оскорбительной…
Эскизы для несостоявшейся постановки.
Три акта мир перевернут вверх ногами. В четвертом акте все становится на место.
